Причем вскоре же стало известно, что госпожа Магницкая приехала в Вологду раньше мужа. Говорили, что и дом — не самый худой из домов города — был уже приготовлен к ее приему, а всего через полмесяца пожаловал к милому семейству в благоустроенный особняк и сам государственный преступник, а там уже ждали его и жена, и сын, и свояченица, муж которой продолжал служить в военном министерстве.
Осенью, когда после пожара первопрестольной приехали в Вологду многочисленные московские дворяне и духовные особы, то никто из них не чурался близости и добрососедства с «изменником».
Не было ему отказано и в приемах у губернатора…
Все это да и многое другое ставило все сие происшествие в разряд событий весьма сомнительного свойства.
Сперанский и его «сообщники» были сосланы в то самое время, когда химера грядущего Апокалипсиса неотступно стояла перед глазами всех русских.
Признаки приближения войны с Францией становились все более очевидными и грозными.
12 февраля 1812 года Наполеон заставил Фридриха Вильгельма подписать союзный договор с Францией, направленный против России.
Еще раньше невольной союзницей Наполеона стала Австрия. Что же касается вассальных государств Европы, прикованных к его военной колеснице, то было их более дюжины, и их правители по разным соображениям и обстоятельствам готовились пойти в поход на Россию, надеясь на новое военное торжество своего идола и ожидая от предстоящей победы немалых для себя выгод.
Италия и Иллирия, Рейнский союз, в который входило три дюжины германских королевств, герцогств, княжеств и городов, Великое герцогство Варшавское, а также все те королевства, чьи троны занимали братья и маршалы Наполеона, выставляли двести тысяч солдат. Австрия и Пруссия — еще пятьдесят.
Двести пятьдесят тысяч в армии вторжения должны были составлять французы.
Всего же Великая армия насчитывала полмиллиона человек, а ее артиллерийский парк приближался к тысяче стволов.
Уже во второй половине 1811 года русские военные агенты, находившиеся в разных городах Европы, стали сообщать о начавшемся движении огромных воинских масс на восток. От их глаз не ускользнула организация военной почты, всегда предшествующая началу очередной кампании французов. Скорость и надежность военных сообщений были одним из важнейших элементов в организации Великой армии, и русские агенты — все опытные офицеры — хорошо разыгрывали эту карту: обнаружив новые военные почтовые станции, они умело воссоздавали всю сеть целиком, идя от пункта к пункту, а их профессиональная искушенность позволяла примечать и многое другое — расположение на этих линиях штабов, магазинов, воинских лагерей, арсеналов и всего прочего, что свидетельствует о начале подготовки большой кампании.
За границей России послы, резиденты и агенты не смыкая глаз следили за перемещениями войск, сумев привлечь к этому целый сонм небескорыстных осведомителей — хозяев отелей и постоялых дворов, штатских почтарей, разъездных торговцев, кузнецов, тележников и других людей, чья жизнь была связана с дорогами и разъездами.
В свою очередь в западных губерниях России — в Минске, Могилеве, Вильно, Смоленске — появилось множество бродячих циркачей и комедиантов, фокусников, безместных гувернеров и учителей, лекарей, художников, музыкантов, странствующих монахов, землемеров.
Последние были особенно опасны, потому что между межеванием и обмером участков и снятием планов военной рекогносцировки никакой разницы не было, а доказать злой умысел было весьма трудно.
Пришлось настрого Запретить такие работы вблизи крепостей, предмостных укреплений и иных военных объектов и столь же решительно потребовать сугубой исправности караулов в фортециях, арсеналах, казармах, при артиллерийских парках и особенно в штабах.
Все это порождало массу слухов самых невероятных, заставлявших обывателя подозревать всех и вся в государственной измене.
Поэтому и известие об «измене» Сперанского и его «сообщников» было воспринято в России как нечто само собою разумеющееся и мало кому показавшееся необычным.
Да, неожиданным оно было, но необыкновенным — ничуть: мало ли было на Руси испокон веку предателей да переметов?
Жалели государя — понадеялся на своего подручника, а как же было не поверить? Из духовного сословия, да и фамилия с латыни переводится как «надежный человек», по-старорусски — «надежа».
И потому и в образованном обществе говорили: «Как Сперанского не повесить? О, изверг! О, чудовище! О, подлая тварь!»
Умный Яков Иванович Санглен записал в те дни: «Государь, вынужденный натиском политических обстоятельств вести войну с Наполеоном на отечественной земле, желал найти точку, которая, возбудив патриотизм, соединила бы все сословия вокруг его. Для достижения сего нельзя было ничего лучшего придумать измены против государя и Отечества.
Публика, правильно или неправильно — все равно, давно провозгласила по всей России изменником Сперанского. На кого мог выбор лучше пасть, как не на него. Нужно только было раздуть эту искру, чтоб произвесть пожар».