Верность и терпение

22 июля произошло и соединение армий, которые по случаю праздника — к тому же был еще и день рождения вдовствующей императрицы-матери — входили в город в полной парадной форме, под звон колоколов, гром оркестров, с развернутыми знаменами.

Барклай и Багратион, съехавшись в центре выстроившихся войск, сердечно пожали друг другу руки.

В этот же день Барклай писал царю: «Отношения мои с князем Багратионом наилучшие. В князе я нашел характер прямой и полный благороднейших чувств патриотизма. Я объяснился с ним относительно положения дел, и мы пришли к полному соглашению в отношении мер, которые надлежит принять. Смею даже заранее сказать, что доброе единогласие установилось, и мы будем действовать вполне согласно».

Соединение армий было воспринято всеми солдатами и офицерами не только как несомненная большая удача, но и как наконец-то достигнутое общими усилиями непременное и вполне достаточное условие для долгожданного победоносного генерального сражения.

Барклай и Багратион, объезжая боевые порядки войск, на виду у солдат и офицеров обменивались крепкими рукопожатиями и дружескими улыбками. Это придавало силы и вселяло во всех уверенность в победе.

Соединение армий значительно расстроило предположенное Наполеоном действие и нанесло чувствительный удар его первоначальному замыслу.

Это соединение принудило Наполеона собрать воедино все свои силы между Двиной и Днепром, оставив корпус Удино один на один с Витгенштейном, что и привело к разгрому французов при Полоцке.

Находясь в Смоленске, Барклай начал организацию широкой народной борьбы с захватчиками — партизанского движения, которое Лев Толстой позднее назвал «дубиной народной войны».

20 июля Барклай приказал атаману Платову призывать крестьян к истреблению вражеских патрулей и мелких отрядов, и этот день следует считать первым днем, когда крестьяне взялись за дубины, вилы и топоры. «Внушите жителям, — писал он, — что теперь дело идет об Отечестве и Божьем законе, о собственном имени, о спасении жен и детей».

На следующий день Барклай предписал смоленскому губернатору Ашу: «Именем Отечества просите обывателей всех близких к неприятелю мест вооруженною рукою напасть на уединенные части неприятельских войск, где оных увидят.

К сему же я пригласил особым отзывом россиян, в местах, французами занятых, обитающих, дабы ни один неприятельский ратник не скрылся от мщения нашего за причиненные вере и Отечеству обиды».

В листовке, выпущенной в середине июля, Барклай обращался к жителям Псковской, Смоленской и Калужской губерний, призывая их помочь регулярным войскам «защитою собственных домов ваших от набегов более дерзких, нежели страшных», когда враги, «нападая на безоружных поселян, тиранствуют над ними со всею жестокостью…». Барклай просил их брать пример со смоленских партизан, которые «пробудились уже от страха своего… вооружаясь в домах своих с мужеством, достойным имени русского, и карают злодеев без всякой пощады».

Это обращение читалось во всех церквах трех губерний; дворянские собрания обязали помещиков «ко благоразумному внушению оного», и дело дошло до того, что стали один за другим возникать партизанские отряды, вооруженные не только вилами да дубинами, но и отбитым у французов оружием и тем оружием, с каким приходили в деревни отставшие, раненые, отбившиеся или заблудившиеся русские солдаты и унтер-офицеры.

В те дни, когда под Смоленском соединились 1-я и 2-я Западные армии, Барклай обратился с воззванием и к «Верным соотечественникам дворянам российским».

«Увеличьте силу армий наших, — писал он, — поспешите в ряды между воинов русских; вы найдете там своих братьев; …есть ли же отдаленность или другие препятствия не позволят иным присоединиться к нам, тогда, вооруженные в домах своих, истребляйте неприятеля мечом и пламенем. Да каждый шаг злодея будет омыт его кровию!

Верные соотечественники! Оправдайте сими поступками мнение, которое имеет о вас целой свет. Да познают враги, на что народ наш способен, не посрамите земли Русские!

Любовь к Отечеству, ненависть к врагам и мщение будут единственным предметом наших движений».

В этот же день, 21 июля, Барклай послал на Петербургскую дорогу крупный кавалерийский отряд из пяти полков — трех Донских казачьих, Ставропольского калмыцкого и Казанского драгунского.

Этим полкам предписывалось: «посылать разъезды как можно ближе к Велижу, истреблять неприятельские партии, брать пленных, стараться узнать от них: кто именно идет на нас и в каком числе, тревожить денно и нощно левое крыло неприятелей и не допускать их до дальнейшего распространения на нашу землю».

Не случайным был и выбор командира отряда — Винценгероде, давно уже зарекомендовавшего себя отчаянным смельчаком.

Барон Фердинанд Винценгероде в начале своей военной карьеры был типичным ландскнехтом. Он начал службу в рядах французской армии, затем перешел к австрийцам, после них — к гессенцам, пока в 1797 году не оказался в России и был принят майором в Орденский кирасирский полк.