Верность памяти

«Берегись! — поступил в ее мозг предупреждающий сигнал. — В поезде можно наговорить друг другу с три короба. Ведь не попросишь его показать паспорт, но даже если решиться на такое, то профессия там все равно не указана. А сказать можно что угодно… Однако, если этот зазнайка думает, что я без ума от формы… Черт бы его побрал! — с раздражением думала она, деланно улыбаясь. — Он едет в отпуск, как и я… Чего доброго, начнет за мной ухаживать скуки ради… Ну, если у него в голове такие мысли, он меня надолго запомнит…»

Она знала, что годы не скроешь. Правда, ее светлые волосы скрадывали седину. Подкрашивать их ни теперь, ни в будущем она не собиралась. Впрочем, мужчинам все равно. В отпуске они могут довольствоваться и обществом дамы солидного возраста. А с артисткой это был лишь прием, прелюдия к игре… И она попалась на удочку…

— Вы огорчены, что я угадал… — Он скорее констатировал, чем спрашивал. Он снова стал ей неприятен своей уверенностью, сквозившей в каждом его движении, каждом слове.

— Откуда вам известно, что вы угадали? — спросила она.

— Когда я употребил слово «путеец», вы сразу это заметили и поправили меня. Никто, кроме учителей, не реагирует с таким удовольствием на отклонения от норм литературного языка.

— Гм… — произнесла она и, засмеявшись, неохотно призналась себе, что ей это польстило.

— Ну кто позволит себе поправить взрослого человека вот так, с ходу? Только наставник или учитель.

Мария не сразу поняла, что он, собственно, обвинил ее в бестактности, а поняв, спросила:

— Слушайте, уважаемый, вы, случайно, не ухаживали за учительницей, которая дала вам отставку? Или на вас так подействовали неприятные воспоминания детства, когда учителя старались сделать из вас порядочного человека?

— Да будет вам известно, уважаемая, — заговорил он с такой улыбкой, что она снова вцепилась в свою сумку, — я не дружил ни с учителем, ни с учительницей, потому что с этой категорией людей у меня никогда не было взаимопонимания.

— Вы не обязаны ничего объяснять, но все-таки хотелось бы знать…

— Кажется, я вас невольно обидел, потому придется объясниться…

«Я тебе это припомню», — подумала Мария, скрывая досаду за деланной улыбкой, с которой привыкла выслушивать жалобы учителей и родителей.

* * *

Учителей Гавлик не любил. Не с детства, нет. Впервые неприязнь к ним появилась у него в армии. Среди курсантов было несколько Коменских [1], которые присвоили себе право учить и поправлять всех, как эта немолодая блондинка, и без обиняков давали понять, что право это они получили от самого господа бога.

Потом настали другие времена. Что-то забылось, что-то сгладилось. И вот через много лет…

Нина никак не могла привыкнуть к школьной атмосфере. Ей не хотелось сидеть над тетрадями. Непоседливая и игривая, она вела себя довольно дерзко. Когда его вызвали в школу, он отправился туда с чувством некоторого любопытства. Никаких претензий он, разумеется, предъявлять не собирался. Около полудня он должен был вылететь в Прагу, а до того времени надеялся не только уладить все дела в школе, но и купить новый мотоцикл. А кроме того, нужно было поговорить в домоуправлении о вечно отскакивающих ручках и о холодной воде в кранах с красной меткой.

В первый же момент учительница его очень позабавила. Маленького роста, она старалась держаться покровительственно даже с высокими мужчинами, а потому подавала руку подчеркнуто небрежно. Он терпеливо ее выслушал. Впрочем, в последнее время он привык выслушивать всех, будь то офицерские жены или официантка, оказавшаяся в интересном положении и обратившаяся в политотдел части с просьбой разыскать будущего «счастливого отца». Он внимательно смотрел учительнице в глаза и думал: не лучше ли купить что-нибудь помощнее, ну, скажем, «Огара»? Модель модная и развивает большую скорость. Может он, в конце концов, приобрести машину, о которой мечтал еще в техникуме?

И вдруг до его слуха донеслось:

— …В том, что ребенок дерзит, виноваты и родители. Похоже, такова атмосфера в семье…

Он чуть было не подскочил от неожиданности. Да, видно, много чего наговорила ему эта неказистая дамочка со строгими глазами, пока он мысленно мчался на серебристом «Огаре» к Гайникам.

— Давайте не будем делать поспешных выводов, — попытался он остановить ее. Эту фразу он позаимствовал у своего начальника в первый же день работы в политотделе. — Мы должны посмотреть на вещи со всех сторон… — добавил он.

— Сейчас вы не майор, а просто отец, — назидательным тоном говорила между тем учительница. — И не надо диктовать учителю, как он должен смотреть на те или иные явления. Лучше воспитывайте своего ребенка так, чтобы он не чувствовал, что за его спиной всегда стоит всемогущий папа…

* * *

Военную форму Мария не любила. О том, что питает к ней слабость, она сболтнула просто так. Разве у нее могли быть приятные воспоминания, связанные с формой, если отец ее, военный, жил с ними, пока его гарнизон стоял в Градиште, а потом бесследно исчез? Она даже и не помнит его…