Верность виконтессы. На службе Ее Величества

Раймон уже пришел в себя и, прыгнув, выбросил кулак вперед. Однако Леон зорко следил за соперником и, прогнувшись в пояснице, вовремя отвел в сторону плечи и голову. Кулак Раймона рассек воздух, и граф потерял бы равновесие, но от встречного удара под дых согнулся пополам. Едва он выпрямился, хватая воздух ртом, как Леон разбил ему губы.

Де Броссар понимал, что на мечах проиграл бы Раймону, слывшему опытным фехтовальщиком, но в кулачном бою Леону не было равных. Он уступал графу в росте, зато своими длинными руками легко мог достать любого противника. В далекой юности участие в развлекательных рукопашных схватках позволяло де Броссару неплохо зарабатывать на хлеб насущный во время длительных походов.

Леон немного отвлекся и тут же пропустил увесистый удар в висок. В глазах у него помутилось.

– Зря стараешься, ублюдок, – прохрипел граф разбитым ртом, – она никогда не взглянет на тебя – урода!

Вот тут алая пелена ярости окончательно зашторила глаза де Броссара. Он напрочь позабыл, что перед ним могущественный граф, и стал наносить противнику удар за ударом. Тот уже не пытался контратаковать и лишь прикрывал голову руками. А Леон бил его в лицо. В красивое, самовлюбленное лицо. Пока у него за спиной не раздался испуганный крик юного оруженосца.

Леон пришел в себя и, тяжело дыша, обернулся:

– Твой хозяин напоролся на корягу… немного поцарапался… помоги ему.

Юноша кинулся к графу. Де Броссар подобрал свой меч и, тяжело ступая, побрел прочь. За спиной, постепенно затихая, слышались жалобное причитание оруженосца и истошное сквернословие графа, срывающего на слуге злость за саднящую боль и тяжелую обиду.

Спустившись к реке, Леон разбил тонкий лед у берега и смыл кровь с лица и рук. Затем присел на корявый пень, чтобы успокоиться и подумать, но с удивлением ощутил полный покой в душе. А ему следовало волноваться, ведь человек, которого он избил, всесилен и легко может сгноить его в мрачном подземелье. Несмотря на потери по мирному договору в Мо, граф владел еще достаточным количеством высокогорных крепостей, где любой его недруг запросто исчезал без следа. Тем не менее страха Леон не испытывал: в его душе ровной гладью разливалось удовлетворение. Он все же наказал графа!

Кровь из разбитой брови перестала сочиться, и де Броссар побрел назад. Раймон наверняка уже доплелся до замка; не дай Бог решит, что он в испуге сбежал.

Почти вертикальный подъем вызвал у Леона тяжелую одышку, в висках застучало, и кровь из раны вновь засочилась по щеке. Он смахнул ее ладонью и, озираясь по сторонам, поискал, обо что бы вытереть руку. Ни снега, ни листьев. И вдруг де Броссар заметил Сабину. Она стояла у широкого ствола бука и внимательно наблюдала за ним. Рыцарь подошел ближе.

– Только что вернулся граф Раймон, – неспешно заговорила она, – утверждает, что споткнулся и разбил о камень лицо, но мне удалось разглядеть его раны. Уверена, что кровавое месиво на его лице сотворили человеческие руки.

Она опустила взор на сбитые в кровь костяшки его кулаков. Леон рефлекторно, как нашкодивший ребенок, спрятал руки за спину и тут же усмехнулся своему движению. На губах Сабины тоже мелькнула усмешка. Смахнув ее, она закончила свою мысль:

– Я даже догадываюсь, чьи именно кулаки приложились к лицу графа.

Де Броссар боялся услышать слова упрека или осуждения, но Сабина никак не высказала отношения к случившемуся и лишь с веселым озорством смотрела на него. Леону даже показалось, будто он разглядел в ее бездонных глазах… нежность? Ответить не получалось – язык его не слушался.

Сабина достала из-за пояса платок и промокнула его разбитую бровь:

– Вы ничего не хотите мне сказать?

– Я жалею, – де Броссар с шумом сглотнул слюну, – что не сделал этого еще тогда, под Немуром.

– Леон, вы очень рискуете, связавшись с капризным и все еще могущественным графом.

– Ерунда. Ваше неудовольствие – вот главная опасность, которая может меня испугать.

Сабина сунула испачканный кровью платок в руку Леона и быстро поцеловала его в выбритую до синевы щеку. Затем положила ладони ему на плечи и торжественно, словно на церемонии, произнесла:

– Благодарю вас, шевалье де Броссар! Я горжусь, что имею такого защитника, как вы.

Он ошеломленно молчал, замерев по стойке смирно, и лишь дернувшийся несколько раз кадык свидетельствовал о его сильном волнении. Ответа не последовало, хотя к чему тут слова? Сабина медленно побрела к воротам замка и вдруг обернулась. На ее лице сияла лукавая улыбка.

– Раймон с разукрашенным лицом, да к тому же напичканный королевскими угрозами, наверняка не поедет дальше и вернется в Тулузу! Наше путешествие закончилось. Спасибо, мой верный рыцарь!

Сабина скрылась в замке, а Леон направился в лес. Вот сейчас ему точно не помешает успокоиться. Он приложил платок любимой женщины к губам и, привалившись спиной к дереву, мечтательно уставился в холодное зимнее небо.

Ренн. Июнь 1230 года