Вернусь, когда ручьи побегут

Лева болезненно переживал изменения, происходящие в жене. Для него они проявились на бытовом, житейском уровне. Поскольку Симе предписывалось много времени проводить в постели, отдыхать, ни в коем случае не переутомляться и т. п. – хозяйственные хлопоты легли на Левины плечи, к чему Лева был совершенно не готов и не приспособлен. Леве приходилось ходить по магазинам, стоять в очередях, волочь в дом позорные сетки с капустой и картошкой, вытягивать из стиральной машины мокрое постельное белье и развешивать на веревках сушиться, мыть полы на четвереньках… Он елозил мокрой тряпкой по линолеуму, а она невозмутимо следила за его перемещениями, предупредительно поджимала ноги, чтоб не забыл вытереть под ее стулом «и еще вон там, за холодильником». Оскорбляли равнодушие, безучастность, черствость, с какой взирала она на его унизительные бабские хлопоты. Ни грамма ведь сочувствия! Только бы запихнуть что-нибудь себе в рот и жевать, уткнувшись в книжку, или часами разглядывать деревья за окном… Он таскает еду сумками, а она истребляет – как прорва ненасытная, не напастись! «Где студень? – спрашивал Лева, заглядывая в холодильник. – Со вчера оставалось две тарелки!» «Я, наверное, съела». – «Ты могла бы обо мне подумать!» «Извини, я как-то случайно!» – говорила Сима, потупившись, но в голосе ее не слышалось сожаления. Беременная Сима отъедалась за всю жизнь.

Как-то супруги сидели на кухне после ужина, молча пили чай. Тополиный пух залетал в раскрытое окно, июньский вечер был тих и светел. Лева поднял голову и поймал на себе задумчивый, проникновенный Симин взгляд, смотревший прямо в Левину истерзанную душу… Тепло разливалось от этого взгляда, и подтаявший муж потянулся к ее руке и собрался сказать что-нибудь ласковое, как вдруг Серафима, не меняя выражения лица, поинтересовалась, не осталось ли в морозилке мороженого? «Да ей на меня наплевать! – сделал он потрясающее открытие. – Она заботится только о себе, как о самом дорогом и любимом человеке! Эгоистка! Этого невозможно терпеть! Она издевается надо мной!»

Мороженого в холодильнике не оказалось, и Леве пришлось идти на улицу за крем-брюле. «В вафельном стаканчике!» – крикнула ему вдогонку Сима.

Она прошла на балкон, уселась в любимом кресле, накинув на плечи плед. Погрузилась в бездумное созерцание. Во дворе гомонила стайка воробьев, выискивая в траве поживу. «Вот если та птичка, что с краю, сядет сейчас на эту тополиную ветку, – загадала Сима, – то…» Не успела додумать – воробей встрепенулся, прислушиваясь, зорко огляделся, резво вспорхнул и опустился на указанную ветку. Сима улыбнулась. Ею овладел азарт. «А если сейчас к этой птичке присоединится вторая…» – усложнила она задание, немного волнуясь и подаваясь вперед, – и вторая птичка послушно садилась подле первой. Получив подтверждающий знак, Сима расслабленно откинулась в кресле. Пасьянс сходился.

А она и не сомневалась!

– Какая ты молодец, что приехала! – сказала Камилова, выпуская Симочку из своих объятий. – Одна? – спросила она, машинально метнув взгляд за Симину спину.

– Одна. А что?

– В переполненной электричке! – всплеснула руками Надя. – Разве можно!

– Зачем в электричке? Илюшка, братец, на машине домчал. К своей пассии на дачу ехал, тут неподалеку, меня заодно прихватил… Приехала, смотрю – никого нет, дом нараспашку, кот Вася под кустом дрыхнет, – думаю, наверное, купаться пошли на озеро, подожду. Я тебе сегодня звонила, между прочим, – сказала она, поворачиваясь к Наде, – Зинаида Михайловна сказала, ты у Камиловой на даче. Я и решила: дай-ка к девкам рвану, не виделись тыщу лет, в городе так душно…

– Как ты себя чувствуешь? – вставила Надя.

– Да нормально я себя чувствую, – небрежно отмахнулась Симочка. – До завтра оставите? Я пряник медовый привезла… Танюшка-то как выросла… Я же тебя с дня рождения не видела, ребенок, дай в щечку чмокну… Водички у вас не найдется, так в горле пересохло… Можно, я босоножки сниму…

Симочка, наконец, выдохлась и опустилась на скамейку, жмурясь от солнца и обмахиваясь рукой как веером. Все засуетились, побежали в кухню за водой, задвигали креслами на лужайке, усаживая Симу в «кружевную тень» орехового куста и подкладывая сенную подушку под спину.

– Симка, какая ты стала хорошенькая! – восхищенно помотала головой Камилова, глядя на Симочкино округлившееся лицо и пополневшие плечи. – Тебя не узнать. Чудо!

– Так ем, девчонки, как прорва, даже неудобно, – призналась Сима. – Левка говорит, на тебя не напастись. А Сергей Васильевич считает, что мне как раз это… телесной массы не хватает.

– Я тоже, тетя Сима, люблю покушать, – поддержала ее Танечка. – Вот мы гуляем на озере с мамой, а она меня спрашивает, так серьезно: «Таня, тебе нравится жить?» Я говорю: «Нравится». «А что ж тебе так нравится?» Многое, говорю, нравится – например купаться, кушать…

Все засмеялись.

– Намек понят, – кивнула Александра, вставая. – Пора нам, девушки, потрапезничать.

– Суп из колбасной палочки! – напомнила Таня.

– Н-да? – засомневалась Сима. – Что это еще такое?

Александра положила ладонь на ее плечо:

– Съешь – узнаешь!