Вернуть Боярство 15

— Полумифический и недостижимый, да? — усмехнулся я, задумчивая ядреный самогон, созданный мной лично.

Сей напиток валил с ног в два-три глотка Старших Магистров, Архимаги хмелели с пяти, максимум восьми, что в переводе на обычный вариант мер — не больше сто пятидесяти миллилитров. Но пить его чистым никому кроме меня и Ярославы не рекомендовалось — сию едкую субстанцию остальным приходилась изрядно разбавлять водой. Ну, как остальным — тем немногим, кому хватало не то духа, не то дурости травить себя изготовленным личной под меня, Ярославу и Каменева пойлом…

Ну а Маги Заклятий и один скромный Высший Маг в наших лицах… Что ж, обладатели восьмого ранга, оставшись один на один с моей ядреной гадостью, были подобны неодаренным против полулитра хорошей, крепкой водки. Говоря проще — всё зависело от организма. Кто-то и с трех хороших стопок, как сильнейшие Архимаги, откиснет, а кто-то и всю бутылку выжрет да добавки потребует. Бедняга Каменев пил эту гадость после особенно тяжких сеансов тренировок со мной — стопку перед едой, стопку в процессе и ещё две после, а затем сразу на боковую. Выключало моментом, позволяя выспаться и сбросить напряжение…

Что бы унять разбушевавшиеся нервы и гложущую меня ярость, я неспешно глотал эту мерзкую, обжигающую нутро гадость, чувствуя, как с каждым глотком огненный поток стекает по горлу и водопадом из чистой магмы низвергается вниз, в желудок. А уже там вспыхивает жарким, маленьким солнцем, разрывая нутро вспышкой термоядерного взрыва и заставляя тяжело выдыхать самый настоящий кипящий пар в сторону.

Из-за того, что усмехнулся я весьма невовремя, рука невольно дрогнула и я выпил разом больше, чем следовало — грамм под сто двадцать, не меньше. Поэтому, прежде чем продолжить, сжал зубы, терпя настоящее цунами раскаленной лавы, что побежало от желудка обратно к горлу. На глазах невольно выступили слезы, в разум будто тяжелым кузнечным молотом бухнули, и я, не удержавшись, призвал Зеленые Молнии. Минуты три мне понадобилось, что бы прийти в себя и исцелить немалые внутренние повреждения от этой гадости…

Когда я наконец оправился и продышался, то заметил, что Ярослава с непонятным отвращением и брезгливостью смотрит на стол. Проследив за её взглядом, я увидел сквозные дыры в крепком сосновом столе, вырезанном из досок местной, весьма прочной магической древесины, да ещё и зачарованной каким-то местным умельцем в ранге Ученика. Там, где из моего бокала выплеснулись капли самогона, зачарованная столешница не выдержала и сейчас края нескольких дырок дымились и исходили весьма неприятной вонью. Переведя взгляд на меня, женщина забрала из моей руки кубок и с непонятной интонацией заявила:

— Пожалуй, княжич, с тебя этой дряни достаточно. По крайней мере на сегодня уж точно.

Сопротивляться я не стал, признавая её правоту. Действительно, что это я, как алкаш какой, сижу жру самогон с мрачной рожей, пока мои друзья и вассалы разгребают навалившиеся после выходки вампира проблемы. Ещё и наорал на них, особенно на Смолова, почем зря… Да, они упустили Кровавого Клона, но что они могли сделать? Как оказалось, я всё же недооценил своего противника — в последний миг, удирая, тот сумел на несколько секунд так усилить своего двойника, что тот вырвался из надежных, казалось бы, сковывающих чар, нанес удар и, пока мои защищались, сбежал. Кто ж знал, что Князь так опытен?

Глупый, на самом деле, вопрос. Я знал, я обязан был знать и предвидеть. Я дрался с этими тварями несколько раз, а уж с его младшими собратьями сходился столько, что так сразу и не упомнишь… Надо было действовать иначе, но самоуверенность меня подвела. Победа над Императором Мертвых сделала меня излишне самоуверенным, заставила расслабиться и думать, что в мире не осталось для меня серьезных угроз — кого в бою не одолею, от того, мол, по крайней мере удрать точно смогу. Что ж, мир суров, но справедлив — не успел я расслабиться, как он мне напомнил, что бывает со слишком самоуверенными дураками.

Четыреста восемьдесят шесть погибших в городе и семьдесят три человека в замке. Волна злого, яростного хмеля, от которого я уж думал, что избавился, внезапно накатила, застила глаза не рассуждающей, слепой ярости багровая пелена и я тихо, вкладывая в каждую букву всё то бешенство, что сейчас ощущал, прошипел:

— Я найду эту мерзкую кровососущую падаль и затолкаю ему клыки прямо в его бледное оч…

— Княжич! — хлопнула по столу ладонью Ярослава. — Да очнись ты уже! Приди в себя, а то смотреть противно — сидишь тут, жрешь эту мерзость помойную да сопли на кулак наматываешь, как монашка после ночи в солдатской казарме! Ты, который семьдесят тысяч японцев не моргнув глазом в расход пустил, которой больше чем полумиллионную армию на самоубийство отправил, по чьей милости уж более миллиона душ людских на тот свет отправились, тут из-за пяти сотен мертвецов расклеишься?

— Хватит, я понял, — выдохнул я.

— Может, ещё поплачешься тут, княжич? Или пойдешь Смолову рожу при всех начистишь? Али…

— Я. Сказал. Хватит.