Вернуть мужа. Стратегия и Тактика (СИ)

- Советовать преступно. Вы должны сами определиться. И даже если определитесь, не надо забывать, что от воли еще двух людей будет зависеть исход ситуации.

- Тогда зачем выбирать? Смысл?

- Смысл есть всегда. Стоит только заменить фигуру, - Михаил Аронович, выразительно глядя на меня, забирает одного котенка и меняет его на королеву. Синее платье, взметнувшееся легкой волной, державная корона, сильные передние кошачьи лапы, сложенные на груди, умный серьезный взгляд.

Я не умею играть в шахматы. Понимаю намек старика, но не представляю, как мне из пешки стать королевой. Я ни во что сложнее шашечного "чапаева" никогда не играла.

- А если королева не я, а она? Или он не пешка, а король?

- Только от вас зависит, пешка она или королева. Пока, думаю, она пешка, стремящаяся стать королевой. И да, вы правы, зная Максима, соглашусь, он, скорее всего, король, - Михаил Аронович меняет еще одну пешку на короля. Строгого кота в синем кафтане с белым воротником и короной на голове. - Действительно, король - самая сильная и самая высокая шахматная фигура, но... не сильнейшая. Вы понимаете, в чем смысл шахматной партии?

- Ну, что-то там... шах и мат...

- Цель шахматной партии - взять в плен чужого короля, то есть объявить ему мат. Неустранимая угроза взятия короля означает проигрыш партии. Вы сейчас в подобном положении.

- Я не смогу быстро и хорошо научиться играть в шахматы. Я не понимаю, что вы сейчас имеете в виду.

- Ничего, кроме того, что вы должны принять на себя ответственность за свои мысли и свои действия. Но это последняя стадия выхода из депрессии, у вас еще агрессия впереди, только потом принятие и возрождение. Мне хотелось бы, любя вас, предложить вам сократить период отрицания и агрессии. А это может сделать только королева. Пешка тратит энергию на выполнение чужих приказов и выполняет чужую волю. Хотели мой совет? Получайте: берите ситуацию в свои руки, отвечайте самой себе на все вопросы максимально честно и делайте то, что решили. Но сначала, как я уже говорил, определитесь, чего вы хотите.

Я сижу в кресле и смотрю на три фигурки: король, королева и пешка. Врач прав, пора закругляться со стадией отрицания. Встать и двигаться. Решить, встречаться с мужем или нет. Оставить все как есть или разорвать, разбить, разрубить, разрушить все, что когда-то нас связывало. Надо просто начать что-то делать.

На стене возле напольных часов висит фотографический триптих, посвященный моей бабушке. Прошел всего год после ее смерти, и как все изменилось в жизни ее любимой и единственной внучки Варвары. Мышильда, конечно, в счет, но я привыкла считать себя единственной. Мне так приятнее. Именно я стала смыслом последних лет жизни этой удивительной мудрой женщины. И это не мои эгоистичные амбиции, а ее собственные слова.

На первом фото она с моим отцом на коленях, тому нет еще и года: молодая женщина смотрит весело и открыто на фотографа, во взгляде плещутся счастье и любовь к ребенку, мужчине, делающему фото, и всему миру.

На втором серьезная взрослая женщина лет сорока, стоящая боком к фотографу, с прямой спиной и гордо поднятой головой (такие абрисы делают на монетах, гипсовых скульптурных композициях, что-то подобное рисовал Пушкин на полях своих черновиков) возле балетного станка и зеркальной стены, отражающей ее профиль и стройную фигуру в длинном сером платье. Причем центром фотографии является именно отражение, а не сама женщина.

Третий портрет сделан за пару лет до смерти: открытое приятное лицо пожилой женщины, седые кудри, уложенные в сложную вечернюю прическу, украшенную жемчужными капельками. Глаза такие же веселые, как и на первом фото, только плещутся в них спокойствие, мягкий юмор и что-то еще, вроде догадки, понимания, пришедшего поздно, только к концу жизни. Но не любовь к фотографу и миру, точно не она.

Что бы ты сейчас посоветовала мне, бабушка?

Я вспоминаю один из наших почти ежедневных обычных разговоров, посвященных ЕМУ. Мне семнадцать лет. Весна. Через месяц я закончу школу. Яркое весеннее солнце пускает на паркет зайчиков через щель между синими бархатными портьерами. Я нервно хожу по нашей зале вперед-назад, стараясь ни в коем случае не наступить на солнечных зайчиков. Размахивая руками, рассказываю бабушке, раскладывающей пасьянс и сидящей за круглым столом под подвесным абажуром-луковкой из золотого кружева, последние сводки с фронта, с передовой: мои успехи и поражения (временные!) в борьбе за внимание и любовь Максима Быстрова.

Она внимательно слушает, улыбается моим самокритичным шуткам, кивает головой, как всегда, чтобы смягчить мою горячность, притормозить меня, скорую на категоричные выводы. И после моего возмущенного возгласа "Представляешь, что теперь обо мне говорить в школе будут!" бабушка смеется и иллюстрирует свою позицию цитатой из Раневской, как опытный комиссар, поднимая мой боевой дух: "Думайте и говорите обо мне, что пожелаете. Где вы видели кошку, которую бы интересовало, что о ней говорят мыши?"

Глава 4. Настоящее. Пятница, утро. Два дня назад.