- Мы их копили, в кучку складывали, ждали твоего возвращения, - отвечает Максим, не отводя взгляда от моего лица, не отпуская мои глаза.
- Вы меня ждали? - спрашивает Вовка у всех, но я понимаю, что у Максима, не у меня и не у Игоря.
- Каждый день, - тихо отвечает ему Максим.
- Прекрасно! - ерничает Вовка. - Поздравляю, дождались. Я тоже ждал.
- Напрасно, - отвечает Максим, лаская меня взглядом. Я чувствую эту нежность на лбу, висках, скулах, подбородке, шее.
- Ничего не напрасно, если любишь, - возражает Вовка охрипшим голосом. Мне хочется посмотреть на выражение его лица, но я не могу оторваться от глаз Максима.
- Лучше не скажешь, - спокойно констатирует Максим, опускаясь бешенно-ласковым взглядом на мои плечи и руки. - Подтверждаю каждое слово.
- Это все, конечно, крайне занимательно, - иронизирует Игорь, сумев перехватить мой взгляд и оторвать его от Максима, - но изысканные блюда стынут, и вы не сможете получить того удовольствия, на которое я рассчитывал, их выбирая. Для вас.
- Ты знал, что мы придем? - спрашивает Максим, поворачиваясь к Игорю.
- Надеялся, - поправляет его Игорь. - Я вот тут Варьке как раз объяснял, что надежда - странная штука. Нет никаких причин надеяться, а человек, удивительное создание, на что-то все-таки надеется.
- Надежда - хороший завтрак, но плохой ужин, - резко отвечает Максим Игорю, но мы все отчетливо понимаем, что на самом деле этот ответ для Вовки.
- Вы сначала попробуйте! - картинно обижается Игорь, отвлекая внимание от истинной сути разговора и давая всем передышку. - Фирменный лосось в сливочно-икорном соусе.
Игорь чинно усаживает меня за стол, галантно подвигая стул. Немного помедлив, за стол возвращается Вовка. Последним садится Максим. После сочного ростбифа ни кусочка не лезет в горло, но я заставляю себя попробовать рыбу. Она великолепна. Мычу от удовольствия и говорю Игорю:
- Боже! Это чудо чудное! Никогда не пробовала такого рыбного совершенства!
- Ну, на "боже" я откликаюсь по праздникам, а сегодня можно просто Игорь, - смеется довольный хозяин. - Давайте выберем день.
- Выберем для чего? - удивляюсь я, потеряв нить разговора и уставившись на Максима, тоже не отрывающего от меня глаз.
- Для новоселья! - с досадой, правда, показной, говорит Игорь. - Надо выбрать пару-тройку дней, чтобы могли все.
- Хорошо, - говорю я, пожирая глазами мужа. - Стоит только поручить Сашке, и она разрулит.
- Жаль, что все разрулить Сашка не может, - горько усмехается Максим, опаляя мою шею горячим взглядом.
- Какая вам рыба! - хохочет Игорь. - Вы сейчас друг друга проглотите голодными глазами.
Смутившись, опускаю глаза в тарелку. Подняв их, вижу бледного, кусающего губы Вовку, лениво-насмешливого Игоря и сдержанно-холодного Максима, словно не было этих горячих и волнующих взглядов несколько минут назад.
- Пойдем, Вова, я тебе дом покажу, бильярдную, - Игорь встает из-за стола и приглашающим жестом поднимает Вовку. - Ты же сам так хотел его посмотреть!
- Я? Хотел? - Вовка грустно улыбается и, встретившись глазами с Игорем, говорит. - Вспомнил. Точно хотел.
Игорь, глядя на меня пристально, говорит в пространство:
- Спокойствие - сильнее эмоций. Молчание - громче крика. Мартен Лютер, между прочим. Дарю, Макс, для какой-нибудь пламенной речи в суде присяжных пригодится.
Максим поднимает на него глаза:
- В курсе. Ты забыл последнюю часть высказывания: Равнодушие - страшнее войны. И спасибо... за подарок.
Игорь с Вовкой уходят из гостиной, оставляя нас одних. Красные угольки в догорающем камине похожи на глаза Аниных драконов, приготовившихся к битве. Плюгавенький ждет моего сигнала к началу атаки.
Мы продолжаем сидеть на столом. Я на узком его конце, Максим на широком. Завороженная каминными угольками, я пытаюсь упорядочить свои хаотичные мысли. Подбежать? Обнять? Протянуть руки? Гордо выйти из гостиной? Убежать на улицу и вызвать такси? Крикнуть ему, что я люблю его? Спросить, почему он так себя ведет и что скрывает? Ударить его еще раз? Может, разбить пару тарелок? Признаться ему, что я не могу жить без него? Попросить налить мне вина?
Видимо, все мои вопросы отражаются в моих округлившихся от волнения глазах. Максим встает и отходит к огромному окну-стене, через которое видны ухоженные дорожки, какие-то необыкновенные кусты, усеянные мелкими желтыми и розовыми цветочками, выложенные фигурным камнем дорожки и ровно подстриженные газоны, освещенные фонарями с желтым уютным светом.
Обнимаю себя за плечи, унимая легкую дрожь. Максим не пытается ко мне подойти и говорит издалека, оставаясь у окна:
- Как там у твоего Есенина? "Как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок"?
- Есенин не мой, он наш, общий, - вяло отвечаю я, чувствуя, что у меня поднимается температура от напряжения. Кипяток отчаяния ошпаривает меня: муж хочет признаться мне в измене, иначе о каких ошибках он говорит?
- Когда я говорил, что хотел бы, чтобы ты не приезжала в торговый центр и не увидела меня с ней...
Плюгавенький нервничает и знаками показывает мне, что в этом месте надо перебить Максима. Но я молчу, и Максим продолжает: