- Мама с папой решили, что для всех нас будет лучше, если в школе не будут знать, что я ее сын. Тем более она стала директором этой школы меньше пяти лет назад, когда я уже перешел в шестой класс.
- Вы не афишируете свое родство. А почему? - спросила я Максима, тихонько прижимаясь к его плечу. - Чтобы разговоров не было?
- И для этого тоже, - ответил Максим, положив руку на мою острую коленку. - Так родителям показалось тогда правильным, а потом, когда она стала директором школы, где учился я, было бы странно что-то менять.
Вот и я не хотела что-то менять. Хотела вечно сидеть на скамейке возле подъезда и держаться коленкой за его руку. Или наоборот, не важно.
- А мне уже начало казаться, что вы с ней друг друга невзлюбили, - поделилась я своими наблюдениями. - Ты к Наталье Сергеевне цепляешься на уроках постоянно. Почему?
Максим не отвечает, а просто пожимает плечами.
- А ребята знают? - живо интересуюсь я. - Или для них это тоже секрет?
- Вовка знает, - просто отвечает Максим. - Только он. Но он не проболтается.
- Я тоже, - тут же обижаюсь я.
- Конечно, нет, - соглашается Максим, глядя мне прямо в глаза. В этот момент я очень жалею, что они не такие прекрасные, как у Лерки. Вот сейчас Максим скажет что-нибудь приятное и о моих глазах, о том, как они ему нравятся.
- И ты никому не расскажешь. Я знаю. Потому что и ты мой самый лучший друг.
Друг?! Приехали.
Настоящее. Пятница (продолжение)
Вовка не выпускает меня из объятий, углубляя поцелуй. Я не отвечаю на него, но и не вырываюсь. Вовкины губы отрываются от моих только на мгновение, за которое он успевает заглянуть в мои ошарашенные глаза, потом прижимается снова. Агонизирующее сознание цепляется за реальность всем, чем может. Но я не прерываю поцелуй. Это катастрофа...
Сегодня я потеряла друга детства. Как только он остановится или я его оттолкну, для нас обоих начнется новая жизнь и навсегда закончится старая. Жизнь ПОСЛЕ. Еще одна потеря...
Каждая секунда этого неправильного поцелуя как удар камня по бронированному стеклу. Оно выдерживает удары, не разлетается на куски, предотвращает порезы. Но я понимаю, что это настоящая трагедия. Безвольной куклой я висну на его руках, и он, почувствовав это, вдруг останавливается и отстраняется, отпустив меня и мои истерзанные его нежностью губы.
Молчим. Вовка растерян, это легко считывается. Смотрит на меня ласково, но как-то по-новому. Прикладываю тыльную сторону левой ладони к ставшим слишком чувствительными губам.
- Я сделал тебе больно? - хрипло спрашивает он.
Горько усмехаюсь. Да. Он сделал мне больно. И губы здесь ни при чем. Сумка из моих рук со стуком падает на пол. Стук этот будто начинает отсчет нового времени.
И я принимаю решение: я не дам судьбе забрать еще и его. Это Вовка. И мои тараканы могут сдохнуть прямо сейчас, устраивать майдан или сидячую забастовку, но я им не уступлю.
- Забыли. Больше никогда. Слышишь? Никогда так не делай. Мир? - как будто мы только что ссорились, почти по слогам говорю я, глядя ему прямо в глаза.
На Вовкино лицо ложится тень сомнения и разочарования, но он бодро отвечает, сразу напоминая мне моего друга, потерянного много лет назад:
- Мир. Привет, Варюха! Я страшно соскучился.
- Я тоже, - слабо улыбаюсь я. Черт! Это трудно теперь. Каждое слово надо будет проверять на двусмысленность, как тексты некоторых авторов на плагиат. Но я справлюсь. Ради нашей дружбы или памяти о ней.
Тараканы, едва пришедшие в себя после обморока, слабо подергивают лапками и не спорят.
- Кофе? Чай? Кстати, есть шампанское. Я тут напиться недавно решила, так открывать не умею, - пожаловалась я, чувствуя, что постепенно все-таки прихожу в себя. - И тогда я коньяка напилась.
- Так уж и напилась? - искренне рассмеялся Вовка.
- Клянусь! - картинно обиделась я на такое недоверие, и мы прошли на кухню.
Когда Вовка открыл шампанское и разлил его по бокалам, я вспомнила, что холодильник пуст.
- Извини, - сказала я Вовке. - Закусывать нечем, увы!
Открыла холодильник, просто так, на автомате. И отшатнулась, испугавшись. Сырная и мясная тарелки. Овощи. Фрукты. Зелень. И на верхней полке игрушечная мышь, собирающаяся повеситься на перекладине. Грустный такой мышонок с глазами-бусинками, в голубых штанишках на помочах, держащийся передними лапками за веревку на шее.
Мой испуг напугал и Вовку. Он подскочил к холодильнику, заглянул внутрь и расхохотался.
- Это кто ж такой шутник? Макс или баскетбольная звезда?
- Сама хотела бы знать, - пробормотала я, от неожиданности не успев оценить шутку. - У Ермака не может быть ключей от моей квартиры. Максим свои оставил мне...
- У кого они есть? - серьезно спросил Вовка, просмеявшись.
- У консьержки, ты ее должен помнить, Ольга Викторовна. Ну, и на самый пожарный - у Сашки. Она ответственная. У нее ключи от всех наших квартир. То есть от всех квартир наших... ребят, - чуть не запуталась я.
- Тогда все понятно, - говорит Вовка. - Сашка чудит. За тебя беспокоится. Или Ермак получил их за взятку, а возможно, пытал старушку.
- Сашка не простит тебя за "старушку". А я ей обязательно расскажу, - показываю я ему язык.