Вернуть Онегина. Роман в трех частях

На заре жизни одни девушки мечтают о светлом, другие мечтают криво и нехорошо. Все устроено так, что даже необремененные грандиозными жизненными планами простушки вынуждены в эту пору трудиться над своим духовным содержанием, в котором, как в паутине должен запутаться спутник их жизни. Что же тогда говорить про целеустремленных девушек – особенно если они желают жить в Москве!

Это последний год ее учебы в ПТУ, и она, не поспевая за стрелками часов, просеивает через себя дни, как сорную пшеницу, отделяя зерна знаний от плевел праздности. Возвратившись вечером домой и уделив хозяйству час, она усаживается за учебники, а затем за эскизы и выкройки. Она редко бывает на воздухе, за что ей достается от матери.

«Хоть бы в гости сходила!» – сердится озабоченная ее затворничеством мать.

«Что мне там делать?» – пожимает плечами дочь.

Влюбленная девушка не ищет компаний, где нет ее любимого, и отказывается ходить в кино с молодым мастером Федей, который не отстает от нее вот уже третий месяц.

«Ты что, думаешь, твой жених сейчас дома сидит?» – язвительно тревожит ее мысли мать.

«Зачем же ему сидеть дома? Если бы я жила в Москве, я бы по вечерам дома не сидела!» – мужественно улыбается дочь.

Одинокая влюбленная девушка не смотрит на улице на мужчин, не замечает их докучливых взглядов, а перед сном предается грустным мыслям.

Неужели он сидит сейчас в компании или в театре, или гуляет по городу и не думает о ней? И как она может заставить его не улыбаться, не смеяться и не шутить в женской компании? И что в ней такого особенного, чтобы он после нее не захотел других женщин? Еще четыре года остается ему до окончания института, и за это время он должен восемь раз вернуться к ней и сдать экзамен на верность. Случится ли так?

Днем она смотрит на серое небо, где ветер задирает загривки поджавшим хвосты облакам – смотрит и думает, что через две недели Новый год и придется пойти в училище на вечер, и с ней там будут пытаться знакомиться друзья ее подруг – смешные, мешковато одетые мальчишки с небезобидными замашками, и придется просить мастера Федю проводить ее до автобуса.

У одинокой влюбленной девушки сегодня праздник – она получила письмо.

«Милая моя девочка!» – читает она, и тут же слезы на глаза. И дальше хорошие, искренние, невыдуманные слова про то, как душист пряный запах ее волос, как гладок и светел ее чистый лоб, как глубоки и безмятежны омуты ее глаз, как пугливы и стыдливы ее ресницы, как упрям и прям ее ребячливый носик, как тепла, нежна и свежа ее кожа и как легки и воздушны ее поцелуи. Помнит ли она распаренный аромат березового леса, резкий резедовый запах резного папоротника и их объятия на виду у лесных духов? Помнит ли святое исступление их сердец и любовную испарину их обессиленных тел? Не забыла ли его милая Алюня их супружескую клятву?

«Господи, он совсем сошел с ума! – целуя дымчатые от слез строки, улыбается она. – А если бы письмо прочитала мать?»

И вот она снова счастлива, и этого счастья ей хватит на две недели – до следующего его письма. Ах, эти его письма, спасительные письма, что помогают ей переносить сладкую, томительную оккупацию души, какой является любовь!

«Москва слезам не верит», и она с особым, жадным интересом вглядывается в московскую натуру. Это оттуда расходятся киноволны культуры, это там гуляет сейчас ее Санечка, и там, придет время, будет гулять она, потому что у нее все будет совсем по-другому, чем в фильме.

По телевизору и в кино, куда иногда выбирается с подругами, она замечает в первую очередь костюмы и платья героев и героинь, описывая затем подругам то, что выудил из фасонистого мира ее цепкий взгляд. К этому времени она пусть и смутно, но уже представляет, чего хочет.

И вот, наконец, меланхоличный февраль, а вот и он, запыхавшийся, раскрывает ей, сомлевшей, нетерпеливые объятия!

Их встреча, как короткое замыкание сети. Пережив искристый тепловой удар, утолив изнывающее ожидание и ослабив оковы жадных объятий, Алла Сергеевна принялась украдкой приглядываться к нему, отыскивая в его поведении коррозию верности, каверны сытости, лакуны невнимания, изъяны обожания, дефекты нежности, прорехи в страсти, недостаток алломании и общее ослабление любовного аппетита. Но нет, чувство его не обнаруживало трещин и червоточин – он по-прежнему смотрел на нее затуманенным взором, был с ней порывист и нежен и занят только ею.

Расхваливая ее на все лады, он находил в ней благотворные перемены, восхищался ранним благоразумием, незаурядной практичностью, полным отсутствием вздорности и кокетства, которых терпеть не мог. При всяком удобном случае прижимал ее к груди и целовал в голову. Его, как и прежде, влекла витринная сторона ее тела, но половой гурман в нем еще не проснулся, а потому ласки его оставались скудны и целомудренны, что, впрочем, нисколько не портило конечный результат.

Каникулы промелькнули, как один миг, и все, о чем она жалела помимо краткости его пребывания – это то, что в этот раз им не удалось взбить сливочно-розовый крем.