Вернуть престол (СИ)

— Молодец! — восхитился я, глядя, что часть от кассимовских татар, что только что так театрально убегали, изображая панику, стала разворачиваться, и отрядами по полсотни кассимовцы устремились наперерез наступающим конным неприятеля.

Татары не вступали в ближний бой, но, непонятным для меня образом, отвлекали и отводили конных врага. Эта тактика приводила к незначительному замедлению противника, что давало чуть больше шансов для выживания стрельцам.

— Магарыч должны будут проставить стрельцы татарам, — усмехнулся я, понимая несуразность сказанного.

Мусульмане-кассимовцы, хотя среди них уже немало и православных, не употребляли хмельного, а сочетание «татарин» и «стрелец» в одном предложении в позитивном значении, вообще казалось оксюмороном из-за традиций противостояния.

Я еще и дальше бурчал себе под нос, чтобы только не слышали иные. Так немного, но отступало напряжение боя, и картина происходящего не уходила в плоскость эмоционального восприятия. Эмоции на войне нужны, но рационализм чаще бьет эмоциональность.

И все-таки часть стрельцов, что были посланы для создания впечатления полной беспомощности и трусливости нашего войска, попала под раздачу. Ляпуновцы также чуть замедлили наступление неприятеля, кроме того, их появление на поле боя вынудило моего визави-командующего шуйским войском вывести и часть стрельцов. До сотни стрелков я уже потерял в этом сражении.

— Шаховскому изготовиться и после выстрелов пушек вступить в бой, — сказал я, чуть выждал, пока вестовой развернет своих двух лошадей, а флаг «красный 1 „Аз“» взметнется вверх. Уже после озвучил еще один приказ. — Заруцкому изготовиться и по левую руку бить ворога!

Казаки были в резерве. Использовать станичников Заруцкого, я предполагал либо в игре «в догонялки» на поле боя, либо уже как фактор, что поставит точку в сражении лихой атакой. Приходилось постоянно держать в уме фактор усталости коней и отыгрывать тактики только с учетом этого. Ну не были кони, что в большинстве использовали и казаки и дворянское ополчение, способны выдержать несколько атак. Вот и ляпуновцы сейчас вынуждено отправятся перевести дух, чтобы иметь более-менее свежих коней для будущего наскока.

*………*………*

Дмитрий Михайлович Пожарский горделиво восседал на своем жеребце. Отчего же не гордиться, если именно сейчас восходит его звезда. Кто именно нашептал государю Димитрию Иоанновичу, чтобы довериться ему, князю Пожарскому, было важно по той причине, что князь хотел отблагодарить человека или воздать хвалу Господу. Ведь все указывало на то, что Пожарский скорее будет пленником, чем воеводой.

Отправленный в Калугу всего с полтора тысячами воинов, сейчас Дмитрий Михайлович уже командовал шестью тысячами и даже тридцатью двумя пушками. Дело в том, что прелестные письма государя Димитрия Иоанновича, как и эмиссары Ляпуновых, сыграли свою роль. И ополчение с юго-востока пришло именно в Калугу.

В Нижний Новгород, в Казань, в Ярославль, Городец и даже в Унжу, отправились вестовые, чтобы сообщить волю истинного государя. Предписывалось организовываться и идти на соединение с царем, который собирался вернуть свой трон, отобранный здрадниками и лжецами.

Сколь много не было бы высокопарных слов про отечество, более практичным людям важнее знать, что именно предлагает государь для улучшения жизни. А Димитрий Иоаннович обещал многое — отказаться от мытнь [таможни] на торговых путях по Волге и ее притоках. Было и обещание навести порядок, чтобы даже одиночный купец, всего на одной ладье, имел возможность безбоязненно привезти свои товары на торги. Также и при исполнении сопутствующих государевых заданий, обещались помощь и покровительство царя. Ну, и еще одно: любое производство, ремесло, в особенности, обработка земли на расстоянии в пятьдесят верст и более от крупных рек освобождались от налогов и податей, даже церковных.

И было абсолютно непонятно Козьме Миничу Минину, почему ворох прелестных писем от государевых писарей пришли именно ему. Да, Минин уже был вполне успешным солеваром и владел на паях с тем же Пожарским одной соляной трубой. Но в Нижнем Новгороде хватало не бедных людей и куда как знатнее. Однако, Козьма воспылал энтузиазмом и стал проявлять себя, как незаурядный оратор, который просто чуял настроение толпы. Он мог говорить заготовленную зажигательную речь, но менять слова и выражения по ходу выступления таким образом, чтобы быть услышанным и понятым людьми.

И теперь сутулый, невысокого роста человек, с практически не функционирующей левой рукой, сидел в седле рядом с самим князем Пожарским, в ком текла царственная кровь, правда, сильно разбавленная, но ведь Рюрикова.

— Ну, Козьма, скажешь людям слова правильные? — спросил Пожарский у своего «пресс-секретаря» и специалиста по работе с общественностью.

И Минин сказал. Так, что и сам увлекся, забываясь о времени.

— Ну, буде, Козьма Минич, — усмехнулся Пожарский, перебивая своего соратника и… партнера по соляному бизнесу.