Вернуть престол (СИ)

Слава нашим предкам, которые из такого вот, с позволения сказать, хозяйства и сами выживали и еще взрастили великую державу, империю. И я так, после увиденного, искренне считаю, без малейшей толики сарказма.

— Чего ждем? Пошли! — сказал я и первым повел своего коня за уздцы в сторону деревни.

— Государь! Не гоже тебе… — попытался меня одернуть Басманов.

— А ты, воевода, станешь мне указывать? — нарочито громко, чтобы слышали все люди Петра Федоровича, говорил я.

Вот она, деревня, какие-то люди. Здесь я, со своим сундучком с монетами, смогу найти хоть какой-нибудь кров. Думаю, один золотой — это, почитай, стоимость всей деревни, а, может и более того. Потому я мог идти и на обострение, если увижу, что смогу упокоить всех, вместе с Басмановым. Два заряженных пистоля, из которых, правда, я никогда не стрелял, но с теорией был уже ознакомлен, представлялись основным оружием. Сабля, которой я не очень то и умею рубиться, несмотря на несколько уроков, представлялась более бесполезной железкой против опытных бойцов. Вот ножи… ножевому бою я обучен, даже в геометрии построения движений. Но против, как минимум трех умелых бойцов? Это если Емеля займет нейтральную позицию, а двумя выстрелами я выключу из схватки двоих. Нереально победить? Все всегда реально, если бороться. Тут хотя бы шанс. Письма… вот же зараза. И понять бы, чем мне грозит, если они будут обнародованы и как определят, что это именно мои, а не подделка?

Я пошел в направлении деревни пешком, но вот мои спутники лихо прыгнули в седло, и как будто бы в атаку. С другой окраины деревни, противоположно от нас, стали выбегать люди. Я удивился быстротой реакции поселян. Видимо, постоянная угроза от крымских татар, лихих людей, да от тех же казаков, научила людей. Вот еще один плюсик в отношении величия предков. Жить под угрозой и все равно жить, растить детей, не сдаваться, отстраивать заново спаленные поселения…

— Добрые люди, не палите деревню, не губите людей, — блеял пожилой мужик, который вышел навстречу приближающимся конным и после держал слово за всю деревню в домов двадцать.

Что нет мужиков, которые могут взять дрын, да погнать супостата прочь? Или деревенский человек испытывает столь непреодолимый страх перед человеком на коне, что единственно верным считает сбежать?

— Никто деревню палить не станет, — говорить начал я, лишь на секунду опередив Басманова. — На том слово мое царское!

Я сказал и непроизвольно вытянулся и приподнял подбородок, являя величественную позу. И откуда все берется?

Крестьянин плюхнулся на колени и ударился головой о землю, не фигурально, а прям-таки в грязь. Был порыв поднять старика, но нельзя. Такие действия сразу же ставят под вопрос, царь ли я. Так что, надменное лицо и принимаем ситуацию, как должное.

— Четыре пуда овса нам дай, да хлеба! Воды колодезной принеси коням, — распорядился даже не Басманов, а один из его людей.

Снова ошибка? Разговаривать, пусть и надменно, с крестьянами, я не должен был? Есть же слуги, которые и должны решать такие мелочные проблемы.

— Не губите! Нет овса столь! — не подымая голову и не вставая с колен, говорил, видимо, староста деревни.

— Давай, сколь есть! — после жеста Басманова, его человек продолжил разговор. — И покорми нас! Но обманешь…

Хлеб грубейшего помола, чуть ли не с цельными зернами. В будущем за такой хлеб люди доплачивают, ибо без консервантов, да и для здоровья полезен, но как же он смотрелся убого и был явно не первой свежести, если вообще бывает вторая степень той самой свежести. Штук двадцать яиц, казалось, были самым главным богатством на столе. И какое-то месиво, что было сложно назвать кашей. Басманов ругался, пыхтел от негодования, но ел. Я же взял пять яиц и выпил их. Так себе, тем более без соли. И я понимал, что своим таким обедом, мы, может быть, обрекаем на голодную смерть кого-нибудь из поселян. Но нельзя всех встречных облагодетельствовать. Нет же, можно! Если в стране что-то изменить. А пока я изменю этот порочный круг, когда из-за нашего перекуса умрет ребенок.

— Помни, старик, что государь никогда не оставит голодать тех, кого сможет милостью своей наградить, — сказал я и небрежно бросил на стол, который был вынесен во двор, золотую монету.

Непонятно было вовсе, откуда взялся стол. Мне казалось, что те жилища, в которых жили эти люди, не предполагали столов, экономия места должна быть абсолютная. Но был стол, на столе темноватая льняная ткань.

На брошенную монету с вожделением смотрели и боевые холопы Басманова, а староста просто опешил. Я более ничего не говорил, а решил выйти из-за стола и оглядеться.

— Что такое? — всмотрелся я в даль, откуда открывался вид на какое-то озеро. — Конные?

Кричать было не к лицу и я поспешил вернуться к столу.

— Конные, — степенно сказал я и так же спокойно, но незамедлительно, пошел в сторону, где были наши кони.

Крики, которые раздались со стороны озера не предвещали ничего хорошего.

Глава 5

Дорога на Тулу.

23 мая 1606 года 13.40

— Кто вы такие, что голову пред государем не склоняете? — грозно спросил я.