Вернуть престол (СИ)

Униаты уже не православные, которые в соображении католической шляхты предатели, ибо московиты сиволапые олухи, — по мнению «сарматов», схизматы все такие [сарматство, как явление в это время начинает распространяться в Польше и Литве, когда шляхта видела себя потомками сарматов и всячески героизировалась]. К слову, подобные речи и негативные высказывания в отношении православия резко прекращались, если только в радиусе ста верст появлялись люди Константина Острожского, самого влиятельного православного магната, с войском больше коронного. Но разговоры возобновлялись по мере удаления от Юга Белой Руси и Окраины, где и были основные земли Острожских.

Вести о том, что Дмитрия Ивановича, польского ставленника на Московском троне, убили, быстро, молниеносно, разнеслись по Востоку Великого Княжества Литовского и поскакали далее, в Корону.

Так же все было красиво! Свой, польско-литовский царь, реальная возможность унии с московитами с их просто огроменными территориями. Польско-литовская шляхта уже в своих мечтах грабила Константинополь, ибо такое мощное государство, что могло появиться на политической карте Европы, то только в союзе с Германской империей, Венецией, вероятно, и с иными государствами… Даже невообразимо мощная Османская империя, с ее лучшими пистолями и артиллерией, падет [в то время считалось, и небеспочвенно, что мушкеты и пистоли, как и артиллерия Османской империи даже превосходила лучшие европейские образцы. Тут и колесцовые замки и нарезы и многое иное].

А потом погром в Москве и, как утверждают некоторые бежавшие от московитов шляхтичи, полтысячи панов положили свои головы в татарской Москве. Да, при этом шляхта порубила то ли пять тысяч московитов, то ли пятнадцать. Чего же стесняться в цифрах⁈

Но как же было близко величие? Нельзя эту мечту терять. И потому и Волцевич и его товарищ Зеляжницкий-Кобату выражали не собственные чаяния, но многих шляхтичей. Когда Волцевич увидел проездом в Шклове некоего Богданку, он ошалел. Андрей был там, в Москве и уехал через три дня после свадьбы Дмитрия Иоанновича и Марины Мнишек, у него были неотложные дела. Уже май, а новый договор об аренде земель шляхтича с жидом Моисеем Лейбовичем так и не подписан. А тут такие новости… Так что Андрей даже не торговался с жидом и потребовал только серебро вперед, чтобы было на что и себя снарядить и коня нового прикупить, а старого заводным оставить.

Богданко был поразительно похож на того, кто еще недавно, чуть ли не вчера, был русским царем. Темно-рыжие волосы, даже более характерный нос, по которому могут делать сравнение с носом Ивана Мучителя [в польской историографии чаще так называли Ивана Грозного], парень был многим похож на Димитрия Ивановича. Поэтому, он и должен стать Димитрием Ивановичем.

— Шановное панство, так люди говорят, что жив русский царь, — Богданко, действительно, немного сомневался.

Всю свою жизнь прожив в Шклове, Богданко по натуре своей не был лишен духа авантюризма. Парень имел колоссальный заряд энергии, которую постоянно душил в себе общепринятой местечковостью. Съездить в Могилев раз в месяц — предел, который был позволителен мещанину Богданке. Вместе с тем, он жаждал вырваться на просторы, лишь незнание того, что может находиться дальше Могилева, пугало. Конечно, он знал, что есть Вильно, есть Москва, иные города, даже о Париже слышал. Но это казалось столь далеко, что между Шкловом и Парижем пропасть, которую, Богданко был уверен, почти невозможно преодолеть.

— Русский царь живой и это ты! — впервые за разговор Зеляжницкий-Кобату улыбнулся, поняв, что этот мещанин уже согласился.

— Пусть Дмитрий и появится где-то на юге Московии, так чем он докажет, что он — это он? И ты будешь доказывать. Мы еще подготовим тебя и наставников приставим. Не сядешь на московский престол, так все равно озолотишься. И поспешать нужно, а то и вправду тот Димитрий обнаружится, — приводил самые «вкусные» доводы Волцевич.

И Богданко, действительно, посчитал, что лучше уже так, чем прозябать в Шклове и спорить с жидами за каждый пуд овса. Можно же пограбить русские города, да и обратно…

— Завтра у тебя наипервейшее испытание. Ты встретишься с человеком, который может стать верной опорой для наших дел, — уже понимая, что Богданко принял окончательное решение, Волцевич сходу начал действовать.

В Могилеве появился крайне интересный и более чем привлекательный персонаж для помощи в осуществлении плана по становлению «нового» Димитрия Иоанновича. Это был некий благородный господин с прозвищем Болотников [есть предпосылки утверждать, что Болотников мог встречаться с Лжедмитрием II в Могилеве].