Вернуть престол (СИ)

Я считаю, что ситуация с разговором с государем не столь категорична, как во время правления Павла Петровича. Того, которого табакеркой… Павел считал, что человек становится значимым только пока с ним разговаривает император, и перестает быть таковым, как только монарх прекращает с ним разговор. В моем случае величание по отчеству означало, что человек для меня, для государства, полезен и, что он совершает одобряемые мною действия. Пусть это сейчас выглядит не столь очевидным, но последовательность в данном вопросе даст понимание моей системы отношений к своим верноподданным.

— Ну, прочитал? Как уразумел сие? — спросил я после некоторой паузы.

— И что, государь, человек тот от казаков может спрашивать с тебя? — растерянно спросил Быков.

— Ты неправильно понял, — я строго посмотрел на Болотникова. — С меня спрашивать будет Бог. Человек же тот может спрашивать У меня.

— Прости государь! — растерялся Иван Исакиевич. — Понял, что ты вызвал меня потому, что желаешь, кабы я стал тем человеком от казаков.

Болотников, в задумчивости прикусив нижнюю губу. Я приметил в нем эту особенность, и после разговора со мной наверняка губы у Ивана будут побаливать от укусов.

— Ты, Иван Исаевич, от всего казачества будешь говорить со мой, и отказа в разговоре тебе не будет. Поедешь на Дон и успокоишь казаков, обскажешь им, что жду их на службу, на коей вольницы не будет, но и я не стану посылать войска, кабы поумерить лихость казацкую. Пусть решает казацкий круг, кому быть атаманом. И решения эти сказывать ты мне будешь, как и то, что дадут мне казаки. А станичникам от меня слово понесешь, да скажешь, какую милость я изъявлю за казацкую службу. Скажу первое, — что должно прекратить казакам, так это вести себя, словно бусурмане, грабить и насильничать православный народ, — я не отворачивал своего взгляда от Болотникова, ему же пришлось потупить свой взор.

— Послушают ли меня казаки?

— Тебя, Иван Исаевич, послушают, — сказал я, протягивая иную бумагу с вислой печатью [грамоты с вислыми печатями больше ценились. Так главный герой оказывает знак уважения и увеличивает значимость документа].

Я отдавал Болотникову грамоту об уложении для казаков. В ней прописывал основные требования к казачеству и основные условия взаимоотношения царской власти с этим социально-политическим и военным явлением. Да, я немало требовал от казаков, но взамен и давал многое. Пусть те условия, что напечатаны на прекрасно выделанном пергаменте с вислой печатью на данный момент не столь актуальны из-за слабости центральной власти. Но были бы казаки дураками, так никогда и не выросли бы в реальную силу, потому пусть думают старшины и решают. Но нельзя же спускать то, что донцы или терцы постоянно промышляют на торговых путях, грабят, убивают, а после уходят на Дон и все — взятки гладки. А торговля — это становой хребет в России, без нее развития русского государства не будет.

— Отправляйся, Иван Исаевич, на Дон и сделай так, чтобы казаки приняли мою сторону. И казачество не предашь, и мною будешь обласкан, — сказал я, выпроваживая из своих палат Болотникова.

То, что я отправлял Болотникова на Дон, а также далее к терским казакам, имело кроме озвученной, основной причины, еще и сопутствующую. Я временно отдалял от себя Ивана Исаевича. Его энергия, умение расположить к себе людей, в том числе и богатыми подарками, так как Болотников был на данный момент побогаче и меня, все это мешало процессам выстраивания взаимоотношений и централизации войска.

— Государь, снедать станешь? — прозвенел голосок Ефросиньи.

— Сама стряпала? — спросил я.

— Да, государь! — отвечала девушка.

— Емельян, али иной пробовали?

— Да, государь! — сказал Ефросинья, ставшая моей экономкой.

Девушку я так от себя и не отпускал, опекал. Даже в условиях дисциплины и жестких наказаний за любое насилие — быть красивой, юной и одинокой в полном воинов городе чревато. Да и женская рука в хозяйстве — это многое. Не то, чтобы мне был так необходим уют и забота, но если есть возможность жить в комфорте, почему и нет.

Я освободил ее отца Митрофана Люта, которого окрестил, как Лютова. Мужчина был измотан, пострадал от пыток и издевательств. А угодил в застенки он точно не потому, что придерживался каких-либо политических взглядов, скорее потому, что мужик не признавал авторитетов и не был трусом. Он встал на защиту своей мастерской, когда к нему пришли и потребовали вначале бесплатно починить бахтерец. Но, после от мастера потребовали отдать готовые брони, на что получили жесткий и оскорбительный ответ. В итоге две смерти и холодная. Разбираться никто особо не стал, но и мастера не зарубили на месте, понимая, что бронник нужен всем.

Отец сразу же хотел забрать свою дочь от меня, так как для всех она уже перестала быть желанной невестой и вокруг только и судачили, что я, государь, нашел себе зазнобу. И даже то, что сам царь с ней мог возлечь, не освобождало девицу от клейма порченной. Но, ничего, жениха ей найдем. Тот же Болотников, чем не жених? Пусть только ее отец отработает и сделает то, что я ему наказал.