Вернуть престол (СИ)

Воевода Бутурлин был самым незнатным из тех, кто собрался в нескромной монашеской келье. И Матвей Васильевич никогда бы и сидел за одним столом с тем же Мстиславским, Трубецким, Романовым, Воротынским, если не одно обстоятельство. Именно Бутурлин назначен воеводой, который должен был защищать Москву от Димитрия Тульского. Большие силы будут подчиняться Бутурлину и от его позиции многое зависит. И так совпало, что воевода сам разговаривал с Воротынским и смело высказывался о том, что правление Шуйского скоро рухнет, а монарха нет.

— А что нет у соседей природных государей? — задал вопрос Воротынский, все же опасаясь озвучить главную крамолу.

— Ты, Иван Михайлович про Владислава польского, аль про шведа? Ну не про турку же, али франка какого? — усмехался Трубецкой.

— Толкую я о Владиславе, — сказал, наконец, Мстиславский.

Безусловно, как минимум, трое из присутствующих с удовольствием сели бы на царский стул. Тот же Мстиславский считался по знатности не уступающим, ну почти что, Шуйским. Хотя главой рода Шуйских вообще должен считаться молодой Скопин-Шуйский, нынче пленник Тульского.

— Да, он природный, от карлы польского и шведского. И то даст нам великие выгоды. Может сподобимся от крымской навалы избавится разом, — размышлял вслух митрополит Филарет. — Коли сподобитесь, благословлю!

Филарет встал, демонстративно опираясь на посох, хотя никакой немощи не ощущал.

— Стой, Федор Никитич! Как же так? — возмутился Федор Иванович Мстиславский.

— Охолони, боярин! Я в сане и мирское не мое, — Филарет улыбнулся, ему понравилось шокировать возомнивших себя вершителями судьбы России. — Приде брат мой Иван Никитич, да зять Борис Михайлович Лыков-Оболенский. А я помолюсь за вас всех.

Филарет хотел быть одновременно и в политической повестке, в конце концов, со сменой мирской власти, на Руси уже заведено менять и патриарха, но митрополит Ростовский оставлял пути отхода. Да, в число заговорщиков войдет его брат, зять, но сам Филарет как бы в стороне. Но никто, почти, никто, не знает истинных замыслов Романова.

— Так, что Владислава на царство? — уточнил Мстиславский, а Воротынский уже достал грамоту, адресованную королю Сигизмунду III Вазе.

Бояре хотели не просто царя-сына польского короля, что уже подразумевает под собой некую форму унии, союза, они жаждали стать магнатами. Да, вольности и власть того же Вишневецкого или Острожского, Радзивилов, Пац, Валовичей, иных магнатов, были очень притягательны. Собственные армии, возможность не подчиняться королю, принимать деятельное участие в выборе государя. Это ли не счастье?

Но только ни в коем случае, не шляхетская республика, где любой худородный дворянин может указывать и знатному боярину. Это в польской короне пусть балуются всякими «liberum veto», на Руси никакой худородный не станет запрещать законы.

— Когда выступаем? — спросил Мстиславский, а все посмотрели именно на Бутурлина.

Выпучив грудь, приподняв чуть надменно подбородок, воевода ответил:

— Я сообщу, как будет готово!

Сейчас Матвей Васильевич Бутурлин подписал себе смертный приговор. Такой надменности бояре, что входят в двадцатку книг местничества, не прощают.

*………*………*

Москва

8 июля 1606 года

Василий Иванович Шуйский никак не мог усидеть на царском стуле. Ему все время ощущался дискомфорт. То седалище слишком потеет и преет, зудит, то колется, да так, что царь самолично проверяет обивку на иголки и колдовство. Потому все реже Шуйский сидел, а все больше прохаживался.

— Кому доверится, Владыко? — вопрошал Василий Иванович у патриарха Гермогена.

— На волю Господа уповай, но и сам сиднем не сиди! — пробасил высокий человек в рясе с зеленой окантовкой. — Когда у тебя три ворога, один повинен стать другом, до поры, токмо.

— Владыко, кто это? Могилевский вор? Так он ляхов наведет на русскую землю. Они же все выжгли у Брянска. Да и просить кого? Вот сеунча дождусь, посмотрю. А с поверженным вором и разговаривать стоит ли разговоры говорить? А Тульский? Ты же Владыко, ведаешь, что тот, что из Тулы, и есть Димитрий-Отрепьев, — сокрушался Василий Иванович.

— Ведаю, сыне, ведаю! А еще я знаю, что убивцы были у того самозванца. Твои люди! — Гермоген перекрестился.

— Так что делать, Владыко? — спросил Шуйский, игнорируя обвинение в коварстве.

— А простить и возвернуть! Сколь Годуновых осталось? А Нагих? Романовы в силе, отчего не приблизил? Токмо не Филарета, он плут и свое получил, выше митрополита ему не быть, но брата его, — перечислял решения Гермоген, но Шуйский кривился.

Не то он хотел слышать, не то. А вот на вопрос, который царь задал патриарху ранее, остается без ответа. Шуйский тяготел к тому, чтобы пойти на близкий союз со Швецией. И шведы уже прислали человека с вестями, что они были бы готовы и в этом году выступить и восьмитысячный корпус уже на границе.

— Не могу я дать тебе благословления на то, кабы земли православные шведам отдать, — Гермоген покачал головой.

— Зачем же, Владыко, пришел? — разочарованно спросил Шуйский.

— А сказать тебе, что инокиня Ольга не праздна оказывается… — Патриарх решил дать додумать царю.