— На этом маршруте, имея постоянное ускорение, мы никогда не сталкиваемся с невесомостью, — продолжала оправдываться она. — Ну, почти никогда. Такое бывает лишь при развороте или если становится известно, что по той или иной причине придется отключить двигатель.
— Я тебе верю. А теперь одевайся и пойдем поглядим, что в чем там дело.
Анна оделась быстрее, чем я. Дожидаясь меня, она изо всех сил старалась ликвидировать последствия своего конфуза при помощи мягкого полотенца. И я с удовлетворением констатировал, что ей это неплохо удавалось. Сам я первый и последний раз занимался тем же самым еще в бытность свою новичком-курсантом, когда мне впервые довелось отправиться в космическую экспедицию.
— А что теперь? — спросила она, после того, как я застегнул брюки.
— Тебе лучше остаться здесь, — ответил я.
— Но ведь это мой корабль! — возмутилась она.
— Ладно. Тогда идем. Но первым все равно пойду я.
Я думал о том, что у нее совершенно нет опыта работы в невесомости, и что от нее все равно не будет никакого проку. Однако оставить ее одну в погруженной во мрак каюте я тоже не мог. И к тому же, расположение отсеков корабля она знает гораздо лучше, чем я.
Оттолкнувшись от стены каюты, я подплыл к двери. Ухватившись правой рукой за спинку одной из кроватей, я получил достаточную опору, чтобы суметь левой рукой распахнуть дверь. Площадка вокруг центральной шахты была огорожена перилами, так что мне не составило большого труда добраться до следующей двери, где я и задержался у самого края шахты, дожидаясь Анну, следовавшую за мной с фонариком в руке.
Перед тем, как перебраться в шахту, я забрал у нее фонарь и сунул его себе за пояс. С винтовой лестницей я связываться не стал; на мой взгляд, более коварного препятствия для человека, находящегося в состоянии невесомости, нельзя и придумать. Так что я перескочил на центральную колонну, представлявшую собой тонкий металлический стержень, и уже по ней начал пробираться вперед. У себя за спиной я слышал прерывистое дыхание Анны и знал, что она тоже не отстает от меня.
Мы миновали уровень, на котором располагался салон и кают-компания, затем уровень, где находились каюты экипажа, и вскоре добрались до самого конца колонны. Дальнейший путь преграждала закрытая наглухо герметичная дверь. За ней находился отсек управления корабля. Стрелка барометра, табло которого светилось в темноте металлическим блеском, остановилась на нулевой отметке.
— Кто должен находиться в это время в отсеке управления? — спросил я.
— Айвор, — в замешательстве ответила Анна. — Это было его дежурство. И капитан, наверное.
— Удар пришелся сюда, — объявил я. — Но ведь есть еще и остальные механик и помощник, свободный от вахты.
— Они должны быть где-то здесь, — прошептала она.
— Это я и сам знаю, — рявкнул я в ответ. — Весь вопрос в том, где они шляются. Проклятая аварийка трезвонила так, что слышно было, наверное, даже на Окраинах! Должно быть, с ними что-то случилось.
Так оно и вышло.
Повернув обратно, мы возвратились на уровень, где находились каюты экипажа, и обнаружили, что обе двери, выходившие на площадку центральной шахты были плотно закрыты и надежно загерметизированы. Мы разыскали табло барометра, и если верить ему — чего нам ужасно не хотелось, ни игнорировать тот факт, что стрелка замерла на зловещей критической отметке, было тоже невозможно — в каютах экипажа царил глубокий вакуум.
— Кто должен быть в машинном отделении? — спросил я.
— Второй помощник.
— Так какого же черта он там делает? Пойдем!
Я снова ухватился за центральную колонну и поспешно поплыл вперед, минуя по пути различные ярусы корабля. Дверь в машинное отделение, находящаяся в самом конце колонны, оказалась герметически закрыта, и я взревел от досады. Но посветив фонариком на табло барометра, я почувствовал себя несколько лучше. Давление в помещении за дверью было нормальным. На всякий случай я постучал пальцем по толстому стеклу циферблата, но стрелка не тронулась с места.
— Ее можно открыть вручную, — сказала Анна.
— Хорошо. Сейчас покажешь, где это.
И она показала.
Щиток ручного открытия дверей оказался совсем не таким, с какими мне обычно приходилось иметь дело, и к тому же и сам механизм действовал с убийственной неповоротливостью. Но в конце концов дверь поддалась, и я луч фонаря скользнул в царящую за ней черноту, освещая металлические части механизмов, стеклянные циферблаты индикаторов и блестящие капли некой жидкости, медленно кружащиеся вокруг парящего по воздуху субъекта в белом комбинезоне.
— Еще один! — воскликнул я, будучи не в силах сдержать охватившего меня возмущения. — Неужели среди вас нет никого, кто мог бы спокойно перенести невесомость, не похвалившись при этом харчами?
— Никки! — окликнула Анна. — Никки!
В ответ раздался сдавленный стон.
Я тоже застонал, заставляя себя переступить порог машинного отделения. Я вытащил механика из облака его же блевотины и встряхнул его. Он пытался отбиваться, и тогда я отвесил ему оплеуху.
— Не надо. Не бейте меня! — прохрипел он.