- Свои, Варяг! - остановил его Рой. Дик стоял возле Таира и слегка порыкивал, Дана подхватила на руки Кошу. - Познакомься! Ко мне!
Пес подошел к хозяину, медленно и спокойно обнюхал гостей. К Дику, который не доставал ему до колен, отнесся пренебрежительно, даже фыркнул, показывая свое превосходство. Шипящую и рвущуюся из рук хозяйки, Кошу обнюхивал долго, несколько раз рыкнул. Но Рой стоял рядом и тихо отдавал команды:
- Фу! Нельзя, свои.
Алабай медленно развернулся и ушел в сад. В это время из дома уже мчались двое детей, за ними торопилась, обтирая руки о цветастый фартук, темноволосая женщина.
- Анита! У нас гости, - сообщил Рой.
- Вижу, вижу! Как знала, пирогов напекла! Проходите, очень рады.
Дети с визгом подлетели к отцу. Таир подумал, что в такой семье бояться нечего. Можно отдохнуть и продумать дальнейшие действия. Гости прошли под навес, куда Анита уже несла блюдо, полное пирожков, детвора тащила посуду. В этом дворе веяло покоем и семейным счастьем.
- А где же брат? - спросил Таир.
- Овец пасет.
Послышалось сонное кудахтанье курицы и сразу громкий, уверенный клич петуха.
- Однако, хозяйство у тебя! - восхитился Таир.
- Да уж, приходится.
Таир не знал, о чем говорить с хозяином, а хозяин не торопился разрядить обстановку, видимо, помня встречу у Таира. На лице Роя светилась легкая усмешка. Зара и Дана отправились помогать хозяйке, Максимыч сел на землю, подставив солнцу больные крылья.
- Кто это тебя, Максимыч? - Рой подался вперед, увидев изуродованные крылья старика.
- Аглая, - коротко ответил Максимыч.
Вдруг алабай выскочил из-за дома, подбежал к воротам и несколько раз громко, басом гавкнул. Дик и Коша сорвались и помчались в поле. Варяг за ворота не ступил.
- Чужие? - удивился Рой.
Таир прислушался к лаю Дика, сказал:
- Нет, это, должно быть, Шевин.
Все вместе подошли к воротам и наблюдали, как встретились пес и хозяин.
- А кого там кошка ваша с ног сбила? - спросил Рой.
- Киру, - Таир посмотрел на Роя, - чужестранку, а вон и Нико.
- С солнцем вас, друзья! - сказал Шевин, подходя.
Рой положил руку на голову Варягу, дал команду:
- Свои!
Глава двадцать четвертая
Дневник
Васька проснулся среди ночи от грохота, раздавшегося из комнаты Никодима. Следом он услышал стон и громкий шепот:
- Ох, чтоб тебя! Как это я? Ой-ей-ей! Больно-то как!
Васька вскочил и бросился на шум.
- Погоди, друг мой Васька, - уже во весь голос произнес Никодим, - еще ты ушибешься! Как это я так неаккуратно?!
- Что, Никодим? Позвать кого? - спросил Васька от двери в комнату.
- Свечу бы засветить, я тут скамеечку не убрал перед сном и свалился через нее.
- Где свечи?
За окном сплошным потоком лил дождь. Низкие тучи спрятали луну, в комнате царила непроглядная тьма.
- Свечи на полочках, около двери, там же и спички. Сможешь зажечь?
Васька уже привык к темноте и различил похожий на мешок силуэт Никодима на полу около кровати. Васька нашел свечи и спички, засветил фитилек, вошел к Никодиму. Тот сидел на полу, прислонившись спиной к кровати, и растирал вздувшийся голеностопный сустав. В открытое окно кельи врывался шум дождя. Ветер колыхал штору, и, казалось, что вот-вот погасит пламя свечи. Васька, прикрывая огонек ладонью, установил на столик под иконостасом свечу, помог подняться старому монаху. На стенах кельи танцевала огромная Васькина тень, крылья топорщились, превращая его в неведомого монстра.
- Может, кого позвать? - спросил Васька, помогая Никодиму лечь в кровать.
- Утром. Пусть спят. Ты мне тряпку в воде смочи, я на ногу положу.
Ведро с водой стояло около двери в келью. Васька зачерпнул старым алюминиевым ковшом воду, смочил тряпку и отнес Никодиму. Тот обернул ее вокруг ноги.
- Льда бы, - сказал Васька.
- Это точно, это ты прав. Есть лед, но в подвале. За ним еще идти надо. Ключника искать. Да ничего, вода будет испаряться и остуживать ногу. Иди, ложись. Досыпай.
Васька вернулся в кровать, но спать совсем не хотелось. Он сел и выглянул в окно. Ливень накрыл горы до самого побережья. Васька наблюдал, как бьют капли по ветвям ленкоранской акации под окном. Он не заметил, как заснул, сидя на кровати и положив на подоконник руки, а на них голову. И снилась ему мама, родной дом, село. Проснулся Васька весь в слезах и с затекшей шеей. Дождь кончился. Солнце сверкало в каплях влаги на листьях отмытой акации. За открытым окном раздавались крики первых проснувшихся птиц. Сначала редкие, потом все чаще. Наконец, птичьи голоса слились в разнокалиберные нестройные звуки, как в опере, когда оркестр настраивает инструменты перед увертюрой.
В соседней комнате стонал Никодим. Под окнами появились первые проснувшиеся монахи, спешащие на послушание. Васька вылетел в окно и бросился к идущему мимо иноку:
- Помогите, там Никодим ногу повредил, - почти кричал он.
Монах кивнул и ответил:
- Сейчас, лекаря пришлю.
Васька влетел обратно в окно. Он прошел в комнату к Никодиму. Повязка на ноге монаха высохла, сам больной страдальчески посмотрел на Ваську и сказал: