Вернуться домой

Все, что их интересовало в воинском искусстве — искусство владения телом и духом, и его амару довели до совершенства.

Вернер понимал, что ему никогда не достичь мастерства яхи, учащихся этому с младенчества, но все же учился, и научился многому. Ступени яхи предполагали владение своим дыханием, сердцебиением, регуляцию температуры тела, совершенную координацию всех мышечных движений, всех волокон, и уж ничего не стоило продвинутому мастеру яхи управлять своим настроением и состоянием. Как и многим, кто стал изучать яхи в зрелом возрасте, Вернеру быстро начало казаться, что до сих пор он жил совершенно напрасно и неверно — насколько ему было бы легче, если бы он знал яхи раньше.

Вернера поначалу удивляло отношение амару к быту.

Дома в Германии у них была прислуга. Мать тоже работала по хозяйству и управляла служанкой и кухаркой. Это было нормой — семья профессора.

Амару не знали понятия прислуги вообще.

Любой амару, с которым Вернер знакомился, оказывался ученым, или врачом, или музыкантом, или учителем; он ни разу не замечал среди них рабочих, кухарок или фермеров. Не было, разумеется, и материальных различий, как не было и никаких денег. Еду амару забирали прямо в оранжереях, где выращивалось все, от грибов до мясной массы. Необходимые предметы — на складе мастерских, где все нужное и производилось. У амару вообще было очень мало предметов. Обстановка в домах — спартанская. Мебель, одежда — всего этого нужно было немного, и вырабатывалось все это на непонятных, совершенно автоматически работающих машинах, те, кто управлял этими машинами, были проектировщиками, дизайнерами, инженерами — но язык не поворачивался назвать их рабочими.

Амару просто не приходило в голову, скажем, поменять мебель. Один и тот же стол полвека, а то и век, служил одной семье. Амару не дарили друг другу вещей. В шкафу — стенной нише — у Инти висели два платья-плаща для лета, и два — для зимы, и это было много по ее мнению. Амару очень удивлялись и потешались над страстью людей в урканском мире покупать массу самых разных предметов.

В мастерских работали инженеры, в оранжереях — биологи. Ни те, ни другие не гнушались того, чтобы постоять за станком, повозиться с железками, паять и сваривать, копаться в земле, рассаживать, налаживать полив и внесение удобрений, собирать урожай.

Амару мало потребляли — но мало и работали. Скажем, в оранжереях было установлено обязательное дежурство, но оно длилось для каждого всего четыре часа в день и не ежедневно. Остальное время амару проводили либо на работе — но уже добровольно, занимаясь творчеством, исследованиями и усовершенствованиями — либо дома, с семьей, занимаясь ятихири, искусством, хобби, играми, чтением, творчеством.

Вернер не понимал, как можно жить, работая всего четыре часа в день, да еще с двумя-тремя выходными в неделю. Но по-видимому, амару этого хватало — учитывая, что им не нужно было производить товары на продажу, для получения прибыли, а внутреннее потребление было скромным.

Были, впрочем, энтузиасты своего дела, как Тимта, готовая днями и ночами корпеть над пробирками, или Пеллку, конструктор летательных аппаратов, который порой даже ночевал в мастерской.

Так же жила Инти: как врач, она не только лечила, но и полностью перенимала уход за больным. Ее работа была похожа на материнство — она словно растворялась в пациенте, принимая его как целое, исцеляя, она ощущала человека, как часть себя, и точно чувствовала, где и какое требуется вмешательство — и если нужно, могла провести даже сложнейшие операции на открытом сердце. А потом, немного отдохнув, сидеть с больным, подавать ему питье, успокаивать, укладывать, чтобы не было пролежней. Так она выходила и Вернера.

Больных было мало. Кажется, амару вообще не знали привычных болезней; чаще всего Инти приходилось лечить различные травмы. Также она опекала (по распределению) около полусотни домов в поселке, время от времени обследуя там детей и взрослых для профилактики. Острые больные бывали у Инти далеко не всегда, а такие тяжелые, как Вернер — совсем редко.

Быт амару тоже велся не так, как в обычном мире. Из-за малого количества предметов их дома не требовали серьезной уборки. Здесь не нужно было стирать занавески или чистить столовое серебро — за неимением всего этого.

Почти не нужно было готовить — лишь минимальная обработка перед подачей на стол.

Эластичные ткани, из которых делалось белье амару и простыни, стирались очень легко, в ванной для этого стояло специальное устройство, выстиранное сваливалось в ящик и высыхало прямо там за несколько часов благодаря особым свойствам этой ткани.