Читаем Вернуться домой полностью

Вошли, я перекрестил лоб следом за дьяком на небольшой иконостас в восточном углу кабинета. Помещение было большое и очень светлое за счет огромного распахнутого окна. Весь паркетный пол покрывал квадратный ковер с неброским рисунком. Напротив окна — массивный, резной и явно старинный стол с широченной столешницей. Вдоль левой стены — ряд застекленных книжных шкафов. Множество книжных переплетов кое-где с потускневшим золотым теснением. Над шкафами — несколько строгих портретов в резных рамах. Седовласые старцы, облаченные в одежды священников, умными и спокойными глазами взирали на всех. Не стал спрашивать у хозяина кабинета «кто это?», уверенный, что это его предшественники.

У противоположной стены — большой кожаный диван. Дьяк Станислав сразу шагнул к нему и, крякнув от удовольствия, сел, погружаясь в его упругую мягкость, с удовольствием вытягивая ноги. Рядом с диваном — небольшой сервировальный столик на колесиках. Вокруг столика суетилась маленькая в светлом платочке на голове старушка, которую я даже сразу и не приметил. На столике — три стакана тонкого стекла с красным ободком по верху в массивных серебряных подстаканниках. О существовании подобного стекла я уже почти забыл, всплыли теперь воспоминания из детства. Вазочка с вареньем и три розеточки под него, чайные ложечки. Последней старушка пристроила на столик еще одну вазочку — с песочным печеньем, не магазинным, а домашней выпечки. Разогнувшись, она повернулась ко мне, я поздоровался. Улыбнувшись, старушка ответила и, обращаясь к настоятелю, сидевшему за столом, сказала:

— Вот, вроде все… пойду я, батюшка?

— Спасибо, Ефросиньюшка. Что б я без тебя делал, иди, милая, спаси тебя Христос.

Старушка бочком проскользнула за дверь, как ее и не было. Я шагнул ближе к дивану, поднял голову и стал разглядывать небольшой портрет, висевший над ним.

Еще достаточно молодая женщина в монашеском облачении была изображена художником в момент работы. В левой руке держала небольшую иконку, слегка развернув ее к свету, падающему из открытого окна, в правой руке — тончайшая кисточка. Спокойное, красивое лицо, и только слегка прищуренные глаза говорили о сосредоточенности и поглощенности работой. Бесшумно ступая по ковру, настоятель подошел, встал у меня за спиной, и я услышал:

— Вот это она и есть — Юлечка, невеста Виктора. Совсем недавно эту картину нам подарил ее бывший ученик в Иерусалиме. Сейчас уже сам работает реставратором. Рассказал, что он делал наброски ее портрета, когда она только приняла монашество, а закончил портрет уже после ее смерти. Приезжал в Париж, побывал на ее могилке и подарил нам портрет.

Вздохнув, шагнул чуть в сторону от меня, говоря:

— Ну что, пора и чайку испить с Ефросиньюшкиным печеньем, мастерица она его печь, во рту просто тает.

Дьячок, глубоко увязший в мякоти дивана, попытался встать. Настоятель, заметив его порыв, махнул на него со словами:

— Да сиди ты, старый, устал ведь. Что уж я, с чайником не управлюсь без тебя?

— Да как-то не по чину вроде вам с чайниками возиться, — вставил дьяк.

Открывая не замеченную мной до этого дверь в стене рядом с диваном, настоятель беззлобно буркнул:

— Вот ведь человек… нет чтоб промолчать, тем паче поблагодарить, так он еще подшучивает.

А дьячок, беззвучно хихикнув, подмигнул мне из своего диванного угла. Мне, совершенно постороннему человеку, было ясно, что между этими пожилым и очень пожилым человеком отношения не укладываются в схему «начальник — подчиненный» — скорее многолетняя дружба со взаимным уважением.

Когда заварка и кипяток уже были разлиты по стаканам, решился спросить хозяина кабинета:

— Можно мне посмотреть на награды Николая, если они у вас?

— Почему же нельзя, конечно, можно.

Настоятель запустил руку в карман, извлек связку ключей, выбрал один и направился в угол кабинета. Сдвинул оконные шторы, сбившиеся в этот угол, и я увидел массивный старинный сейф с металлическим «рулем» на дверце. Вставил ключ в скважину, повернул несколько раз, крутанул «руль» и с тихим скрипом открыл сейф. Слегка пригнувшись, достал с полки коробку, вернулся к дивану, протягивая ее мне. Тонкая, полированная и широкая, она была очень похожа на коробки, в которых продают очень дорогие сигары. Щелкнув маленькой защелкой, я открыл ее.

Коробка обита изнутри бархатом французского «триколора». На внутренней стороне крышки тускло мерцал серебром литой знак Иностранного легиона с гравированным по металлу девизом данного французского воинского соединения. В углублениях нижней части, в бархате, лежали в первом ряду два ордена Красной звезды и медаль «За отвагу». В следующем ряду — французские награды. К своему стыду, я тогда не знал, что они собой представляют, как называются и за что их вручают. Но то, что это не просто какие-то жетоны, было понятно даже мне. Взял в руки обе звезды, повернул тыльной стороной, вглядываясь в гравированные номера. Орден из правой ладони легонько подбросил со словами:

— Это его последняя звездочка, получена за вывод войск из Афганистана. Он с ребятами тогда прикрывал отход.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза