Вернуться домой

Утро тихое, ясное, на небе — одна голубизна, ни облачка. Бегом по тропинке через сад к тому озерцу, про которое мне говорил отец Анри. Сад небольшой и старый, сплошь фруктовые деревья. Зреющими яблоками пахнет так, что дух захватывает. Нижние ветки деревьев почти все на подпорках, ветки ломятся от яблок. Пары минут не прошло, а я уже на бережку действительно небольшого озерца. Вода чистейшая. Стайка мальков испуганно шарахнулась от моей тени на воде.

На берегу, чуть в стороне от меня, приплясывая и покряхтывая от удовольствия, растираются полотенцами Шарль с Артуром. Шарль кричит:

— Привет! Как спалось? Как голова?

— Все отлично! Артуру особое спасибо за сок!

Вижу, как Артур кланяется в шутливом поклоне. Халат уже на траве. Короткий разбег — и прыгаю в воду с каскадом брызг во все стороны. А еще через мгновение, отчаянно вопя, под дружный хохот мужчин, как пробка из бутылки с шампанским, вылетел обратно на берег. Вода была ледяной. Отсмеявшись, Артур пояснил:

— До гор-то рукой подать, километров восемь, вода не успевает прогреваться.

— Так что ж не предупредили, так можно и заикой стать.

Губы мне так свело от холода, что еле выговорил. Шарль с хитрой улыбкой, сквозь смех:

— Не успели, ты так решительно бросился, ведь ты — русский, тебе не привыкать к холоду.

— Ну да, вы все уверены, что у нас лета нет и мы купаемся в прорубях.

Еле бормочу в ответ пляшущими от холода губами. Мужики — вчерашние собутыльнички — хохочут в ответ. Шарль кричит:

— Давай еще разок. Потом разотрись хорошенько — и к дому. А мы пошли, я в погреб, Артур на кухню, завтракать пора, и зашагали в сторону усадьбы.

Собравшись с силами и дико завывая, как южноамериканский индеец, идущий в атаку, еще раз прыгнул в воду. Через пару секунд стоял на берегу, яростно растираясь полотенцем.

Обратно, когда шел через сад, не удержался и сорвал яблоко. Румяное, красивое, ну просто глаз не оторвать. Наверное, таким бедного Адама в свое время соблазняли, аж кусать жалко. И тоже не устоял, впился зубами. Сок буквально хлестанул в гортань, поперхнулся, уже и не помню, когда такое пробовал. Иду, жую яблоко и кручу головой, оглядываю всю прелесть. Озерцо, сад, чистейшее небо, прекрасный дом, цветы на шикарных клумбах у дома. Птички щебечут, бабочки порхают. Да просто рай! Сажусь спиной к дому на низкое каменное крылечко, закладываю руки назад, на шею, и блаженно потягиваюсь всем телом.

В голову лезет все та же мысль: «Как мог этот засранец сбежать и податься от всего этого в наемники?» Ума не приложу. Да я бы на его месте каждое утро бегал в ближайшую церковь и лоб в поклонах земных расшибал. Благодарил Бога, что позволил мне здесь родиться и жить. Но что есть, то есть. И каждый остается на своем месте.

Завтракали без излишних возлияний: так… чуть-чуть. Артур бросил многозначительный взгляд на старинные часы, висевшие в узком простенке, Шарль понимающе слегка кивнул головой, сказал:

— Так, всем переодеваться! На службу нельзя опаздывать.

Анри бросил ехидный взгляд в мою сторону. Шарль добавил:

— Николай, тебя там тоже ждут, я обещал.

Анри закатил глаза и расплылся в улыбке, наблюдая за моим выражением лица. Отец резко одернул его:

— Хватит корчить из себя клоуна, давай к себе и собирайся.

Все разошлись по своим комнатам. Поменял шорты на светлые летние брюки, надел светлую рубашку с коротким рукавом.

Встретились на широком крыльце усадьбы. Последним появился Анри. За это время я успел привыкнуть к виду парня в коляске, поэтому его появление в дверях усадьбы на своих двух вызвало у меня небольшую оторопь.

Белая шелковая рубашка с коротким рукавом, расстегнутая на две верхние пуговицы, отлично контрастировала с ровным, красивым загаром лица, шеи и рук. Ослепительно белые джинсы дополнялись белыми кроссовками. Слегка смутившись под нашими взглядами, он решительно перешагнул через порог. Пытаясь подавить смущение, слегка наигранно произнес:

— Ну что, такой я вас устраиваю?

По лицу старого Артура разлилась мягкая счастливая улыбка. Глаза блеснули влагой. Довольно кхекнув, сказал:

— Вот, всегда бы так! А то заберется в свою коляску… как улитка в ракушку.

Не договорил, отвернулся. Отец с явным удовольствием оглядел некрупную, но ладно скроенную фигуру сына.

— Отлично, можем ехать.

Не удержался и я:

— Действительно, какого черта ты не вылезаешь из своей коляски? Ведь смотри как хорошо, ничего не заметно. Почему не одеваешь протез?

— Да ты понимаешь, никак не могу привыкнуть, что она ничего не чувствует, — и слегка хлестнул брелоком от автомобильных ключей по штанине.

Нога ответила глухим звоном пластмассы.

— Пора привыкать. Да появись ты сейчас на улицах Парижа, бабы табуном за тобой ходили бы.

— Возможно, но только до постели. Как только спущу брюки, так они врассыпную. Такого меня только в борделе примут.

— Дурак! Тебе нужны не все, а одна, которой только ты будешь нужен. И не важно, сколько у тебя ног.

Боковым взглядом вижу одобряющие взгляды двух пожилых мужчин. Видно, я говорю именно то, чего они от меня и ожидали. А он еще пытается огрызаться: