- Хорошо, но... А что алкам делать в долине? - вдруг усомнился Маркел. - Там же и не живёт никто, только снег и камни...
- Ага, Артси, - добавил Нидлир. - Они же не полезут туда, если наших там не будет?
- Для этого я и останусь с твоими двумя сотнями в лагере. Мы увлечём алков в долину, и заодно выручим этих обормотов, со всей дури лезущих в западню. Не беспокойтесь, до рукопашной у вас там не дойдёт. Алкам вообще не до того будет, да и тех, кто полезет по склону, вы легко выбьете на расстоянии. Если всё сделаете как надо, никто и никогда больше не назовёт картиров плохими воинами.
- Картиры всегда всё делают как надо! - немного высокопарно, зато дружно и уверенно ответили все участники маленького совещания. Что ж, уверенность им скоро понадобится. А остальным пора строиться: как ни крути, дело будет горячим.
Войска выстроились друг напротив друга - но начинать бой не спешили. Сперва вожди должны сказать пару слов воинам, чтобы те знали, ради чего выйдут на смертное поле. Посмотрят в лица воинам, стараясь понять, не дрогнет ли кто, подставляя бока товарищей под удары врагов. Порой единственный трус может лишить всех победы - и, наоборот, твёрдый духом спасёт судьбу битвы. Поле боя принадлежит смелым.
Красовался роскошной мантией, покачивался в седле на дорогом алкском коне король Харайн. За его спиной скромно держался Авенат: в своих людях он был уверен, а эту выспреннюю болтовню перед битвой откровенно презирал. Раньше надо думать, кто на что способен - не на поле боя, когда ты уже ничего не можешь изменить, а на плацу, где до отказа ног гоняют новобранцев. В казарме, где, после того, как едва пришёл в себя от выматывающей муштры, надо чистить, смазывать и точить оружие, проверять надёжность доспехов, да хоть чинить плащ. В походе, где слуг с тобой не будет, воин должен уметь делать всё, будь он хоть личный дворянин, вчерашний лавочник, хоть рыцарь из старого рода. Тогда на поле боя у тебя будет не толпа лихих рубак, думающих только о своей славе, а организованное, послушное воле полководца войско, ничем не хуже легионов старой Империи. Благодаря такому король и бьёт всех своих врагов.
А королёнок едет перед строем дружинников - грудь колесом, за плечом крестовина меча, пышный плюмаж на заиндевевшем шлеме покачивается в такт шагам, и в красно-синем зловещем свете двух лун кажется, что он осыпан бриллиантовой пылью. Нереальная картина. Но, Ирлиф их тут всех побери, красивая. Только мороз мог бы быть и поменьше: для южанина, когда плевок успевает замёрзнуть на лету - уж слишком.
- Храбрецы! - громко, чтобы слышал весь замерший строй, рявкнул король. Голос дал петуха, в строю мелькнули несколько мимолётных ухмылок, и тон пришлось сбавить. - Против нас - не свои. Не борэйны. Не настоящие воины хороших кровей. Против нас трусливые ублюдки, которых с их корольком Харгоном наши предки размазали по этим скалам. Они решили, что мы слабее. Но меня, как и того, кто одолел их Харгона и по праву меча взял эту землю, тоже зовут Харайн! Я его потомок, как вы потомки его воинов! И сегодня мы все докажем, что это - наша земля, а они - лишь подвластный нам скот. И ещё вот что. Кто притащит мне Флавейн, всё равно, живую или мёртвую - получит столько золота, сколько весит её голова!
Честно говоря, многие призадумались. Борэйны почитают Богиню - богиню смерти, мрака и холода, но в то же время и богиню-мать всего живого, что на острове. Потому и свои матери для них те, за оскорбление кого, не задумываясь, режут глотку. А тут... Даже не оскорбить, а убить предлагает своим воинам. Есть ли для этакого королька хоть что-то святое? И обязательна ли присяга на верность такому правителю?
Авенат заметил, поморщился. "И стоило это говорить, дурачок ты малолетний? Если бы с ней что-то случилось, можно было бы списать на случайность, или на слишком ретивых вояк. Можно было бы даже виру с убийцы стребовать. А теперь все будут знать, что для тебя нет ничего святого. И враги, и друзья. Дурачок, как есть дурачок!.."
- А теперь - в бой, храбрецы! - возгласил Харайн Третий. - Богиня - за нас! Наши жрецы принесли ей наилучшие жертвы. И тех, кто падёт, она не оставит своей милостью!
Король ещё о чём-то разорялся, но Авенат не слушал, он в последний раз прикидывал удобство позиций и силы сторон. Итак, людей у королевы, без сомнения, побольше. Одних картиров семь сотен, но их тут никто всерьёз не воспринимает - может, и правильно. Но и без них почти полторы тысячи - против девятисот бойцов союзников. В своих людях, проверенных сколенской кампанией, Авенат не сомневался - но как-то поведёт себя дружина? Королевские вояки не питают добрых чувств к королеве и племенам - но и складывать головы за обожаемого властелина не торопятся. А главный натиск предстоит выдержать именно им. Не дрогнут ли?