Вернуться на «Титаник»

— Я слышала, что вы куда-то собираетесь? — Августа посмотрела на Энниса, выдержав паузу.

— О, да, миссис Гудвин! — радостно воскликнул Эннис, — предложение поступило от маминого кузена, мистера Уильяма Парра, из Бэлфаста. Он подал прошение о включении меня в гарантийную группу на новый пароход, тот самый, о котором писали в газетах! И ему ответили согласием!

— «Титаник»? — словно уточнила Августа.

— О, да, это просто чудесно! — восторженно ответил ей Эннис, — представляете? Я своими глазами увижу Америку! А ещё, дядюшка сказал, что если всё будет в порядке, то я могу остаться работать у них в компании!

— Это хороший заработок и поддержка вашей матушке, — спокойно согласилась с ним Августа.

— Ну, она очень рада, — быстро сменил восторг на такт Эннис, — жаль только, что меня не берут в матросы. У них выше жалование, но и платят его не зря.

— А почему тебя не берут в моряки? — влез в их разговор Чарли.

— Понимаешь, — подумал Эннис, — говорят, что нет вакансий. Но я знаю, что они врут.

— Почему врут? — без малейшего удивления в голосе спросил Чарли.

— Мне же надо платить? — усмехнулся грустно Эннис, — а им не хочется платить.

Потом разговор зашёл ни о чём. Новостей было не много. Гарольд больше слушал и мало говорил, постепенно понимая, что ему просто становится скучно. Кроме того, Чарли каждый раз вставлял свои реплики. И постоянно намекал, что Гарольд теперь «забыл всё» и, как казалось мальчику, Чарли это даже смешило. Пару раз Гарольду хотелось заткнуть рот брату, но он сдерживался.

Наконец, тихонько поставив чашку на блюдце, Гарольд решился заговорить.

— Папа, я хочу у тебя серьёзно спросить, — сказал Гарольд посмотрев на отца.

— Да, сынок, — ответил Фредерик.

— Пап, а почему мы католики? — спросил Гарольд с серьёзным видом.

— Ой, у него точно с мозгами будут проблемы! — рассмеялся Чарли, но строгий взгляд Августы заставил его замолчать.

— Ты шотландец, сынок, — ответил сыну Фредерик.

— И?

— И это значит, что ты католик. Так получилось.

— Почему так получилось?

— Наши предки в Шотландии остались верны апостольской церкви в Риме, — Фредерик отставил чашку с чаем, — а королевская семья решила сама править церковью в Англии. А потом Шотландию…

Фредерик подумал. — Шотландия и Англия стали одним королевством, — добавил он.

— А почему из-за этого со мной не хотят дружить? — снова посмотрел Гарольд на отца, совсем отодвинув от себя чашку вместе с блюдцем и отложив печенье.

— Не все люди понимают, что ты ничем не отличаешься от протестанта, — попытался объяснить Фредерик, — многие думают, что ты хуже чем они. Но на самом деле это их заблуждение.

— Ой, папа! Да скажи ты ему правду как есть! — раздался возмущённый голос Чарли, и все посмотрели в его сторону.

— Чарльз, — спокойно произнёс Фредерик, останавливая сына, — я не знаю, где ты нахватался лейбористских убеждений, но я попросил бы в нашем доме не проводить агитации среди младших братьев и сестры.

— Да я и не агитирую, — спокойно сказал Чарльз в ответ, — и что такого, если Гарольд узнает, что Англия, на самом деле, захватила Шотландию и южане к нам и к ирландцам относятся как к неполноценным людям? Он же уже столкнулся с этим!

— Не думаю, что ему стоит об этом напоминать, — не согласился Фредерик.

— Да он и без нас это помнит! — громко продолжал, не обращая внимания на отца, Чарли, — а разве ты, инженер, окончивший Сорбонну, не работаешь простым электриком? А нашей маме разве не указали на дверь в городском совете? А всё почему? Да потому что Англия не просто гниёт, а уже воняет!

— Простите, — Чарли тут же осёкся и посмотрел на маму и Лилли, которые только испуганно переглядывались между собой.

— Я работаю электриком, чтобы обеспечить будущее вам, — спокойно ответил Чарльзу отец, — это называется бизнес. А мама сидит дома с Сиднеем. А все эти католики, протестанты и прочие — суеверные условности для неграмотных людей.

— Суеверные условности избили Гарри в первый же день в школе. И теперь он не учится нигде, — со злостью и обидой словно выстрелил словами Чарльз, — а все эти пэры, лорды и король только и рады, когда мы бьём друг друга. Они от этого становятся сильнее и им легче выжимать из нас последний шиллинг. Чем они лучше нас? Мы трудимся по двадцать часов в сутки лишь ради того, чтобы они разъезжали на шикарных тильбери и бездельничали в своих офисах и дворцах. И ещё указывают нам, кто из нас католик, кто протестант, а кто еврей, и кто кого и когда должен бить! Лучше бы я родился евреем! Евреи, хотя бы, не бьют друг друга!

— Чарли, нужно хоть немного быть патриотом, — спокойно выслушал его Фредерик, — если все мы будем говорить как ты, то ничего хорошего не произойдёт с Британией.

— А что плохого произойдёт? Революция? Да я первый на баррикады пойду, как тогда рабочие в России![10] — усмехнулся Чарльз, — патриотизм? Да я патриот больше чем любой протестант! Только для меня патриотизм — это когда мама счастлива, ты счастлив, Гарри и Джесси счастливы, а не тогда, когда счастлив гладкий дядька в орденах и лентах, который считает себя хозяином всех людей вокруг, как будто мы его личные вещи!