Присмотревшись к своему порозовевшему лицу с сияющими глазами, Сьерра пришла к выводу, что она выглядит как женщина, проведшая ночь в объятиях любовника. Уилл должен был вот-вот вернуться, и она надеялась, сын не заметит в ней никакой перемены. Разумеется, он еще ребенок, ему не догадаться, отчего мать так изменилась, хотя, в принципе, от его внимания мало что ускользало.
От кастрюли с соусом, который она готовила, приятно пахло красным перцем и жареным луком. Уилл обожал острые приправы.
Прошлой ночью Мэтт дал ей все, но тут же и отнял. Но чего же можно было ожидать? Она давным-давно лишилась всяких прав на него. То, что она не переставала его любить, не помешало Мэтту измениться. Не мог же он изменить свой образ жизни только потому, что она залезла к нему в постель?
Да и хотела ли она этого, даже если бы у нее был шанс? Он доставил ей наслаждение, позволил поверить, что она все еще осталась женщиной. В жизни не все сводится к постели, а ей надо продолжать жить дальше. Если Мэтт останется, она наверняка привяжется к нему, он станет ей необходим. И в конечном счете он узнает правду об Уилле и будет презирать ее сильнее, чем раньше.
Нет, Мэтт был прав. Пока есть время, они могут насладиться друг другом. По крайней мере, у нее будет небольшое утешение, что она приятна ему физически. Она ведь перед ним в долгу. И когда он уедет на этот раз, не будет боли, сожалений, навязчивого чувства предательства. Неудивительно, что он не собирается дать ей больше того, за чем она, в сущности, и пришла.
Сообразив, что как только растает лед, Уилл вернется домой, что он может позвонить и будет волноваться, если она не ответит, Сьерра наконец вырвалась из крошечной квартирки и объятий ее обитателя. Мэтт тоже оделся и отправился на конюшню. Немного погодя она услышала, как отъехал его грузовик. Хоть и знала, что он, скорее всего, поехал к Лиэнн, чтобы помочь с детьми и по хозяйству, Сьерра испытывала острое чувство брошенности. Было время, когда он выполнил бы любую ее просьбу, но оно давно прошло.
Послышался шум подъехавшей к дому машины. Сьерра кинулась к двери, решив что это родители Люка привезли Уилла.
Разглядев на дорожке серебристый «линкольн», она побледнела. Водитель открыл заднюю дверцу, и из машины появился высокий мужчина с темными глазами и густыми, тщательно подстриженными волосами почти того же цвета, что и машина. Одет он был в темно-синий костюм с жилетом и белую рубашку.
— Здравствуй, Сьерра. Ты так и будешь на меня таращиться или пригласишь войти? — с нетерпением спросил он.
Сьерра, все еще не пришедшая в себя от изумления, шире распахнула дверь.
— Тебе не надо ждать приглашения, — ответила она. — Ты же знаешь, в моем доме тебе всегда рады, папа.
Она сделала шаг в сторону, дав ему возможность войти.
Проезжая мимо домов, Мэтт заметил венки на дверях и окнах, но приближающееся Рождество не имело никакого отношения к его хорошему настроению. Рождество для него было еще одним выходным днем. Если ему везло, в этот день находилась работа, и время пролетало быстрее. В противном случае приходилось прилагать усилия, чтобы попасть в какой-нибудь мало-мальски приличный ресторан.
Нет, он был в хорошем расположении духа после ночи, проведенной со Сьеррой. Она подарила ему его Рождество. Ни одна женщина не вызывала в нем такого томления. Даже сейчас, после неоднократных занятий любовью этой ночью, все в нем сжималось при мысли о ней. Она была как редкий цветок, расцветший зимой и наполнивший холодный воздух своим экзотическим, тонким ароматом. Мэтт никогда не уставал смотреть на нее, наблюдать, как становится мягче лицо в моменты страсти, слышать, как губы произносят его имя.
На этот раз Мэтт не дурил себе голову идиотскими идеями насчет совместной жизни с нею, не хотел любить ее. Не смел. Теперь, когда Сьерра осознала, что Бен умышленно заставил ее поверить, будто она замерзла внутри, она найдет себе другого мужчину, какого-нибудь богатого денди, вроде этого доктора, хозяина арабского скакуна.
Он же должен смотреть фактам в лицо: они лишь вместе проводят время. Сьерра осталась одна, испугалась и вернулась на время туда, где чувствовала себя в безопасности, — к старому доброму Мэтту. Всегда заботлив, отзывчив, внимателен. Но на этот раз он знает: надо уйти прежде, чем она решит, что больше в нем не нуждается.
Он нутром почувствовал беду сразу же, как приехал. А меньше всего ему сейчас хотелось влипать в какую-то историю. Возможно, он подошел слишком близко к краю, переспав с ней, но ведь он всего лишь человек.
Всю неделю Мэтт наблюдал за ней, все в нем сжималось при виде ее, и ему было почти невозможно держаться от нее на расстоянии. А когда она сама пришла, сопротивляться было бесполезно.
Он постарался забыть о слезах, которые видел на ее лице вчера ночью. Сначала он испугался, что каким-то образом причинил ей боль, но она разуверила его. И все же Мэтт заставил ее плакать, и это его беспокоило, хотя ведь он представления не имел, что именно сделал не так.