Час прошел, как ребята вернулись с железки. Злые вернулись и недовольные – оказалось, что никакого движения по этой ветке еще нет, и получилось, что зря ноги топтали. Командир, конечно, оставил немцам очередной «подарок», но от этого изменилось немного: одно дело, видеть, как от твоих действий вражеский эшелон валится под откос, и совсем другое – вот так. Как знать, может, мина не сработает, или немцы случайно ее найдут и обезвредят, а то она вообще под какой-нибудь дрезиной на ручной тяге рванет. Я так и спросил, на что Саня заверил, что дрезину мина и не заметит – только паровоз или что-нибудь не менее весомое, вроде платформы с танком. А потом, когда группа отдохнула чуток, нас всех построили.
– Значица так, дорогие мои… – Фермер прошелся вдоль строя, останавливаясь перед каждым и внимательно разглядывая. – Объявляю день борьбы за гигиену! Или с ней – тут уж у кого на что фантазии хватит. А то еще немного – и будете вы похожи не на солдат и не на бойцов, а на группу среднеазиатских чушков перед дембелем! – Я покосился на «местных» – как они отреагируют на очередной пассаж командира, но что «старички», что «трофейные» оставались невозмутимы – привыкли уже. Хотя, как помню, Приходько как-то с выпученными глазами прибежал и попросил объяснить, что значит фраза: «Я твой дом труба шатал!» Это он Доку там что-то не так сделал, а Серега, как водится, за словом в карман не полез.
– Значит, приказ мой такой, – продолжил Саня, закончив осмотр, – полчаса на сборы. Потом Люк с Дедом топят черный драндулет в болоте, а остальные выдвигаются на север вдоль Друти. Тихую гавань на пару дней искать будем. Всем все понятно? – И, не услышав возражений, он скомандовал: – Выполнять! Старший лейтенант Окунев, ко мне! – добавил командир, когда я похромал вслед за всеми.
– Ну как самочувствие? Оклемался?
– Больше на песню про Щорса похоже – «голова обвязана, кровь на рукаве», – я попробовал отшутиться.
– Ты мне лапшу тут по выступающим частям тела не развешивай, – не поддержал шутки Саня. – Мне сейчас важно понять, насколько мы мобильны. Может, вообще придется пару сотен километров пехом топать…
– Если так, то лучше меня где-нибудь под кустиком пристроить, командир. Сотню километров точно пока не готов. А почему пешком-то?
– А потому что мы сейчас между молотом и наковальней торчим, как тот гнутый гвоздь, мать его так, – тихо ответил Куропаткин. – И сейчас нам надо норку себе найти – отсидеться, в порядок себя привести. Вон по стрижке ты сейчас на хиппи стал похож, а не на доблестного офицера вермахта. Да и я… – он с раздражением провел по отросшим на затылке волосам.
– Это понятно, Саш, но хоть идеи, куда драпать будем, есть?
– Идеи без проверки – сам знаешь, не больше чем девичьи наивные фантазии…
Ехали мы долго, и, трясясь в кабине «Опеля», я от нечего делать принялся соотносить окружающую местность с имевшейся картой. Постепенно пришло понимание, что мы не столько едем на север, сколько забираем на запад, фактически делая круг. Причем по левую руку у нас был тот массив, куда, как рассказал мне Тотен, они отправили пару дней назад хватких парней из «Гроссдойчланда». «Неужели Саня решил сработать «по-лисьи», посчитав, что если немцы в каком-то месте нас уже искали, то снова не вернутся? Хотя проблемы особой в этом нет – не то время, чтобы гонять элиту вермахта по буеракам. Они же считают, что еще чуть-чуть – и Москву возьмут. А для последнего рывка «великогерманцы» гораздо нужнее… Ой, мля!» Грузовик подпрыгнул на особо глубокой рытвине, я машинально попытался упереться и дернул левой, зафиксированной рукой, отчего травмированное плечо пронзила резкая боль, сбившая меня с мысли.
– Осторожнее, товарищ старший лейтенант! – Миша-танкист, сидевший за рулем, придержал меня за ремень портупеи.
– Спасибо, Миша! А то никак не приноровлюсь, – поблагодарил я.
– Да я вообще удивляюсь, что вы скачете. В лагере контуженый были, теперь вот два ранения. Лежали бы себе в кузове…
– И гнили, да? – Улыбка вышла кривоватая, но и ситуация к безудержному веселью не располагала.
– Ну зачем вы так?
– А чего ты «выкаешь», а? И заботу как о родственнике предпенсионного возраста выказываешь? И учти, что в кузове значительно жестче и держаться не за что.
– Да не, я ничего, – буркнул танкист.
– Слушай, а ты не в курсе, у нас никто цирюльному ремеслу не обучен?
– А старшина?
– Он только наголо может, а тут немецкую стрижку воспроизвести надо.
– Семен могет.
– Точно?
– Он рассказывал, что в детстве в цирюльне работал, – неуверенно ответил Миша.
– Ладно, попытаем.