Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник)

– Ну да… верно… – протянул Лешка. – Слушай, а ты не думал, что после войны делать будешь? В Англию поедешь, да? Или в Америку? – Блин, мне бы твой оптимизм, комсомолец Дымов! Тут о завтрашнем дне с испугом думаешь, а он про после войны… и подлючее подсознание немедленно подкинуло ни разу не оптимистичную процентовку доживших до победы из числа тех, кто принял на себя первый удар немцев. Для моральной стимуляции, наверное… Пришлось напустить на себя загадочный вид и взять паузу секунд эдак на сорок. Молчание было истолковано Дымовым правильно, и развивать тему он не стал. А тут еще и с кручи свистнули, так что я с полным основанием поднялся и повернулся к бывшему милиционеру спиной, давая понять, что разговор пока закончен.

Свистел Казак. Впрочем, не полагаясь на звуковые сигналы, он еще и руками яростно размахивал.

– Тох, сходи, глянь, что там у них стряслось? – негромко попросил Фермер. – Зельц, спину старлею прикрывай! – И заметив, как Лешка потянулся за мундиром, добавил: – А это тебе на хрена? Ствол возьми и топай! Не на строевом смотре, чай…

…Причина переполоха оказалось простая – обед привезли. Около «блица» стояла телега, рядом прохаживался что-то жующий Тотен, а в сене, заполнявшем деревенское транспортное средство, мои зоркие глаза разглядели несколько чугунков, пару корзин со свежими овощами и даже внушительных размеров бутыль с мутновытым, на взгляд эстета, содержимым. Емкость последней сильно превышала тысячу миллилитров.

– Хо-хо! – продемонстрировал я искреннюю радость обретенным харчам, но развить тему не удалось: кроме Алика рядом с телегой терлись посторонние: мужичок лет пятидесяти и молодая тетка. Так что пришлось перейти на немецкий, использовав наиболее подходящую фразу из туристического разговорника, очень, на мой взгляд, подошедшей к ситуации:

– Das frühstück ist im preis inbergriffen![10]

Тотен чуть не поперхнулся огурцом, но быстро ответил в том же стиле:

– In userem hotel ist schwedisches buffet![11] – Что, в общем-то, немудрено, поскольку обе эти фразы стояли в разговорнике соседними, а само «пособие тупого толмача» было в его мобилке. И как обучающий материал я выучил его наизусть.

Колхозники, сопровождавшие столь ценный груз, непонимающе хлопали глазами, так что соглядатаями лингвистически подкованного бургомистра их можно было не считать. Но лучше перебдеть, и для дополнительной проверки я подошел вплотную к мужичку:

– Wie heißt du? Zeigen Sie mir bitte Banja?[12]

Дедок в ответ только лупал глазами, но вот тетка, похоже, вычленила главное в моем вопросе:

– Баня? Скоро баня, скоро… Часок подождать надо, топят ее пока, – затараторила она, совершая руками иллюстративные движения: так, на слово «баня» она изобразила, что моет что-то, а на «топят» – словно дрова в печку бросала. При этом похожа она была на родных «челночниц», торгующихся на барахолке в какой-нибудь восточной стране.

Тотен подключился к лицедейству и на ломаном русском переспросил, точно ли час ждать. А может – два? Тетка не моргнув глазом согласилась и со второй цифрой, после чего Алик с важным видом перевел для меня диалог на немецкий – слава богу, не весь.

Буркнув «Gut!», я сунулся в телегу, собираясь стащить какую-нибудь вкусняшку, тем более что Тотен так аппетитно хрустел огурцом, но тут же был оттерт неугомонной селянкой, которая, окатив меня очередным валом трескотни, выдрала у меня корзину с овощами, подхватила вторую – с пирогами и понесла все это богатство к дощатому столу, вкопанному в тени здоровенной липы, росшей рядом со зданием школы.

«Вот ведь реактивная мадама! – искренне восхитился я энергии и бесстрашию тетки. – И совсем не боится, что осерчавший такой бесцеремонностью зольдат может и в дыню прикладом зарядить! Впрочем, приклада у меня с собой нет, пистолет в кабуре, и вообще – внутренняя интеллигентность так и прет! Потому и не боится нисколько…» Я заметил, что Алик жестом показал мне, что надо отойти и переговорить. Проводив грустным взглядом старика, несущего к столу исходящий паром чугунок, я поплелся вслед за другом.

– Ну что там, в местном правлении? – спросил я, когда мы уселись на завалинке у крыльца, прямо под вывеской «Загатьинская средняя школа».

– Все довольно неплохо: немцы здесь крайний раз были больше двух недель назад.

– Вот как? Что же, им и продналог не нужен? – удивился я.

– А это уже Акункин подсуетился – местные сами продукты возят. Раз в неделю грузят две подводы…

– И куда везут?

– К шоссе, до Чечевичей. Говорят, километров тридцать в один конец выходит.

– Понятно. А немецкий он откуда знает?

– Учительствовал.

– Здесь? – я показал на вывеску.

– Нет. Городской. Из Минска.

– Ты и это вызнал?

– Спрашиваешь! Чай, не первый день допросами занимаюсь… – усмехнулся Тотен. – Натаскался уже.

– Домой вернемся – в ЭйчАр[13] переходи, претендентов будешь колоть.

– Лишь бы вернуться, Тошка! Лишь бы вернуться! А там я даже на ресепшене сидеть готов! – отшутился Демин.

– Ты за стойкой в немецкой форме сидеть будешь или в энкавэдэшной?