Я соскользнула с лошади, хлопнула ее по крупу, отпуская пастись, а сама улеглась прямо на землю, закинув руки за голову.
Небо текло надо мной, как вода, высокая трава колебалась под ленивым ветром, словно водоросли, а тени облаков проплывали неведомыми и невидимыми рыбами. Я лежала как утопленница на дне этой небесной реки – спокойно, бездумно, слушая ветер. Печаль уходила.
Глава 16
Никто больше не волновался особенно по поводу Лилиного отъезда, только Ира не могла скрыть свою глупую радость.
– И не надейтесь, что я буду с вами заниматься! – сказала она Пашке, а тот только фыркнул в ответ:
– Подумаешь, очень надо, вот вернется Лиля…
Об этом все говорили: «Вот вернется Лиля, и тогда мы…»
Но Лиля не вернулась ни через месяц, ни через два. Наступило лето, начались каникулы. Обычно в это время мы уезжали на сборы на две недели, но Ира не сделала заявку, и мы остались в городе.
Дыхание городского звенящего зноя проникало в наши парковые дебри, жухла трава, сохла земля, народу на конюшне становилось все меньше, люди словно исчезали, растворялись в жарком мареве.
Малышня потихоньку разбегалась – кто-то уехал с родителями, кто-то в спортивные лагеря с другими школами. У нас стало пусто, от младшей группы почти никого не осталось. Да и от нашей – ушла Алина, ушли близнецы (эти, правда, вернулись через полтора месяца – им, бандитам, тесно показалось в жестких рамках ДЮСШ, да и любимую их вольтижировку там никто не преподавал), зато стал процветать прокат.
Прокат лошадей в парке был вроде как нашей прямой обязанностью, но раньше мы от него отбрыкивались как могли. Ну, сами подумайте – кто отдаст свою родную лошадь какому-то подвыпившему дядечке, чтобы он своими неумелыми ручонками терзал ей рот и своей неумелой задницей отбивал ей холку?
Конечно же мы все дружно ненавидели этих любителей покататься. Одно дело – детишки, которых учит тренер, для них и держали всю нашу старую гвардию, лошадей-ветеранов, которым только и можно было, что неспешно протрюхать рысью или пройтись прогулочным шагом. Совсем другое дело – вся эта пестрая компания покатушечников. Вот скажите, почему люди не лезут кататься на мотоцикле, если не умеют им управлять, а на лошадь так каждый второй?
А Ире настало счастье. Случайные люди слушали ее раскрыв рот, а если кто и пытался поспорить, то она всегда могла его победить – она же была специалист и мастер спорта, а как же.
Ире понравилось быть инструктором в прокате, она стала бегать в дирекцию парка и жаловаться, что мы не выполняем план.
Раньше мы давали под это дело не больше пяти лошадей, Ира же стала настаивать, чтобы давали всех – а было у нас восемнадцать голов.
Именно поэтому мы с Юлькой и сидели как приклеенные на конюшне – стерегли своих. Геша, матерясь, писал бесконечные заявки администрации – что, мол, в конюшне имеются спортивные кони (список прилагается), которых в прокат никак нельзя, а Ира писала кляузы на Гешу – про то, что он вор и превышает полномочия.
Гешу, конечно, никто не уволил, директор парка лично переманил его когда-то из другой конюшни, посулив, что «здесь он будет хозяин и сам себе голова», но склока выросла нешуточная.
Ира расцвела как роза, она теперь все время была при деле – то боролась за правду, то проповедовала среди неофитов. У нас снова стало людно – только теперь по двору сновали не детишки, а какие-то странные люди, считающие себя лошадниками и собачниками. Они сидели и рассказывали друг другу героические истории из своей жизни, а Ира была заводилой и звездой компании, эдакой мадам Рекамье в сапогах для верховой езды.
Геша стал разговаривать исключительно матом и канцелярскими штампами.
– Почему посторонние на территории, ебаныврот? – орал он.
– Это не посторонние, это мои гости, – самодовольно отвечала Ира.
– Жопу бы лучше подняла да пошла детишек поучила, тунеядка!
– Не указывай мне! Ты никто! Никто! Ты не имеешь права!
А Лиля все не возвращалась, и мы совсем не знали, что нам делать. Наш новенький плац, казалось, ветшал на глазах, и сами мы от безделья и постоянной ругани словно покрывались едкой плесенью вечного недовольства.
Первым дельное предложение внес Пашка. Они с Денисом сбежали из спортивной школы обратно к нам и, пронаблюдав неделю за тем, как наш блистающий корвет потихоньку превращается в «Летучий Голландец» – ветхий, склизкий корабль мертвых, – решили спасаться.
– Будем сами заниматься, – постановил Пашка, и Денис кивнул. – Не то Лиля приедет, а мы все забыли. Будем повторять то, что знаем. Гешу вон попросим помочь. Вы как, за?
– Хорошее дело, – одобрила я, а Юлька сказала:
– Геша не сможет. Ему теперь некогда, он почти все один делает, конюхи совсем от рук отбились.
Юлька стала совсем другой, суровой, научилась грубить. Бородатые мужчины в зеленых брезентовых куртках, те, что были Ириными гостями, все время липли к красивой девушке, не давали ей проходу. Если Юлька возмущалась – над ней противно смеялась вся компания.