Вернуться в осень

У самого тумана Сергей остановился и, выравнивая дыхание, посмотрел назад. Погоня столпилась у леса и, прикрывая лица от низкого солнца, глазела на него – на таком расстоянии он не видел их лиц. Сергей приветливо помахал рукой:

– Большой привет барону. И принцессе…

Вряд ли они могли его услышать. Сергей тяжело вздохнул, повернулся и вошел в туман – наверное, Рох скоро станет его домом…

Глава 7

На двери с грохотом захлопнулся деревянный брус засова. Юрм подергал, проверяя на крепость укрепленный железом дуб, и обернулся назад:

– Проверьте окна… И чердак.

Навзрыд ревели дети – Лаума хотела их успокоить, но слова получались какие-то корявые, неубедительные и совсем не успокаивали. Да и у самой на глаза постоянно наворачивались слезы. Она прижала руками обе маленькие головки к груди и медленно покачивалась из стороны в сторону, как раньше убаюкивала с тихой колыбельной…

– Хватит реветь. Проживем ночь – проносило же раньше…

Застучали сапоги по деревянной лестнице – Юрм сам проверил чердак, окна, печную трубу и крепко стянул шпагатом щеколду потолочного люка.

– Юрм, зашторь окна, прошу тебя…

Он нагнулся к маленькому окошку и, скрывая растущее беспокойство, глянул на безмолвную улицу и мрачный Аш-Тар, замок породнившегося с ужасом маркиза, черной громадой зубчатых стен и башен возвышающийся над городом. Высоко в небе ярким кругом стояла луна, заливая мертвым, неестественным светом опустевшие улицы и притихшие дома, высвечивая контрастом тени голые мосты, обезлюдевшие площади и скверы.

Город замер, спрятался, забился в ожидании. Наступала очередная ночь Одиндог, по-горскому – Полуночной Собаки, когда черные псы Немира выходили из замка и безмолвными тенями скользили по улицам, сея мрачное безумие и помешательство, захлестывая сердца темной злобой сумасшествия и дикого животного страха. Ночь, полная страданий, боли и плача…

– Да угомонитесь же наконец… Тихо. И без вас тошно…

Малыши потихоньку притихли, успокоенные мягким убаюкиванием матери. Старшенький осторожно шмыгнул носом:

– Я есть хочу…

Ядреный корень. Такое случается – повышенное волнение и страх пробуждают у детей голод… Лаума тревожно посмотрела на закрытую печь, потом на мужа. Тот понял сразу.

– Даже и не думай. Только осталось еще и задымить…

Она тяжело вздохнула и крепче прижала детей. Голос наконец выровнялся и она начала что-то ласково нашептывать, улыбаясь и трогая губами маленькие носики. Потом внезапно подняла голову:

– Юрм… Юрм, кажется, кто-то плачет…

Муж отвернулся от окна и склонил голову, прислушиваясь.

– Началось. Господь Бог мой, останься с нами…

В воздухе чувствовалось поднимающееся напряжение, волнами морских приливов накатывался страх. За окном протяжно, нудно и противно завыла собака. Лаума, не отпуская детей, локтем вытерла на глазах слезы:

– Да нет, Юрм… Действительно плачет – за дверью…

Напряжение продолжало расти. На соседнем дворе воем отозвалась еще одна собака, потом еще…

– Постарайся взять себя в руки, Лаума. Теперь может показаться всякое, даже лошадь заговорит.

Юрм поднялся от окна и максимально притушил фитиль лампы у печи, оставив только маленький огонек. В обступившей темноте остались видны только стол, печь и бледные лица с расширенными от волнения глазами. Ближайшая собака на мгновение затихла, и тогда из-за двери явственно донесся чей-то приглушенный щепот и всхлипывания…

– Юрм…

– Да слышу я. Это верно они. Или… Боже, сохрани.

Он осторожно встал и тихо подошел к двери.

– Детей под кровать. Быстро.

Некоторое время прислушивался, прижимаясь ухом к деревянным доскам, потом разогнулся и окинул взглядом опустевшую комнату.

– Чтоб тихо…

В темноте раздался звук осторожно снимаемого засова, потом негромкий скрип приоткрываемой двери. Заколыхался поддуваемый появившимся сквозняком маленький огонек у печи. Теперь уже ясно послышались детские всхлипывания:

– Никого нет… Совсем никого…

Юрм высунул голову за дверь:

– Ну иди сюда, малышка, быстрей…

Плач разом смолк и наступила испуганная тишина, прерываемая только воем обезумевших собак. Лаума старалась не дышать – набухшая капля холодного пота, немного постояв, сбежала со лба на щеку.

– Ну, быстренько…

Простучали торопливые детские шажки, и к Юрму прижалось маленькое испуганное тельце, в темноте заблестели два широко раскрытых, доверчивых глазика. Лязгнул закрываемый засов, и он поднял на руки совсем маленькую, лет пяти, девочку.

– Ты кто же такая будешь? И где твои мама и папа?

Лаума с трудом шевельнула пересохшим языком и хрипло выдавила:

– Юрм… Началось…

Он повернул голову к двери, потом к окну. И сразу понял – пошло… Стих раздирающий вой собак – на улице стояла глухая тишина, и даже ветер не шелестел, подметая брусчатку опавшими осенними листьями. В воздухе больше не было напряжения, как будто порвалась невидимая, туго натянутая струна плотины, и город быстро затапливала волна поднимающегося ужаса. Он мягко опустил девочку на пол:

– Под кровать – к детям. Быстро.

Лаума наконец подняла тяжелую руку и вытерла со лба липкий холодный пот.

– Господь, Бог мой, помоги нам…