Вернуться в сказку

Некромант со злостью швырнул в сестру подушкой, прекрасно расшитую цветами, о которых можно было лишь читать — таких в сказочном мире не было, — которую он вместе с другим «барахлом» сбагрил ей лет пятнадцать назад, когда вся его оставшаяся совесть решила вдруг вспомнить принцессу Кассандру.

Подушка в свою основную цель попасть не смогла — Джулия успела пригнуться, — зато разбила дорогую старинную вазу, которая, как оказалось, тоже подарок той же принцессы.

— Между прочим, девочка тебе может быть очень полезна. Ты же знаешь, какой у неё дар?

Теодор посмотрел на Джулию и задумался. А его сестрица прекрасно разбиралась в магии и всяких магических штучках, которые он вынужден был познавать самостоятельно, без всякой литературы. Действительно, её идея была вполне реальной и совсем не противоречила тем задачам, которые волшебник поставил перед собой.

Женщина вздохнула, достала из одной из книг какую-то карту, провела по ней рукой, плюнула, пробормотала пару ругательств и, улыбнувшись, окликнула братца.

— Если что, девчонка в городской тюрьме, это недалеко от твоего замка. Если хочешь успеть её перехватить — иди туда…

Некромант кивнул и направился туда, куда указала ему путь Джулия Траонт, одна из самых занимательных колдуний сказочного мира. Наверное, ему стоило её послушать. Всё-таки эта женщина была его сестрой, хоть и сводной, хоть и нелюбимой, но сестрой, старшей сестрой, которая была готова поддержать его, помочь ему, не дать умереть где-нибудь в канаве просто потому, что ей не позволяла гордость своими семейными узами, её родственниками, гордость, так странно сочетавшаяся со всей той нелюбовью, нежеланием как-то помогать, нежеланием что-то делать для них порой, но всегда остававшаяся на первом месте, иногда уступавшая личным чувствам, эмоциям, оставляя только ту гордость, то желание быть первой, лучшей, а лучшей нужно было быть среди кого-то. И семья должна была быть этим кем-то. Джулия была рада, что у неё есть братья, хоть сама не всегда была готова признаться самой себе в этом.

I. Глава восьмая. Никогда не делайте выводов, которые нельзя было бы проверить

Шёлк струится, течёт,

Покрывало спадает,
С головы той, что нам
Возвещает порой.
Это глупость, не больше,
Это тайна, не меньше,
Оттого ли всегда
Мы так жаждем весны?
Это тот отголосок,
Отклик солнечной девы,
Что когда-то смеялась
Над нами всегда.
Что когда-то любила,
Что когда-то жалела,
Что когда-то боялась,
Но всё же ждала.
Она жизнью была нам,
Солнцем нам освещала
Все дороги, все тропы,
Все леса и поля.
Шёлк струится, спадает
С головы покрывало.
Все смеются, не плачет
Никто. Ну… Почти.
И, наверное, глупость.
Что тут может быть больше?
Но, пожалуй, и тайна.
Меньше? Нет. Ну никак!
Это те были звуки,
Плач той солнечной девы,
Когда солнце погасло.
Не для нас, для неё…

Мария сидела — а точнее лежала — в одной камере с Клементом и скучающим взглядом смотрела в потолок, обычный, плохо выбеленный, с иногда отваливающийся и падающий на голову кому-нибудь из визитёров тюрьмы. Оказалось, тот придурок просто хотел помочь ей догнать Седрика. Сказать не мог, что ли? Она, всё-таки, человек с такими же расшатанными нервами, как и у большинства. Пусть теперь и расплачивается фингалом и головной болью. Сам виноват. Нечего было лезть к беззащитной девушке. Ну… Не совсем, конечно, беззащитной, но мало ли?

Принцесса перевела взгляд на нынешнего сокамерника. Да… Сильно ему досталось, ничего не скажешь. Возможно, она немножко перестаралась. А чего можно было ждать от человека, которого так сильно напугали? Откуда она могла знать, что он ей помочь собирается? Вот и защищалась, как могла.

Молодой мужчина теперь, казалось, её немного побаивался. Впрочем, это будущей королеве даже нравилось. Боится — не будет беспокоить и задавать лишних вопросов и, что самое главное, не подойдёт к ней ближе того расстояния, с которого она сможет его ещё чем-нибудь огреть. Поэтому единственная койка в этой камере досталась Марии, которая была очень рада этому — ведь побегать ей пришлось немало.