Вернувшиеся

Джейкоб с сопением спал на траве. Его тело медленно обсыхало под лучами заходящего солнца. Несмотря на слухи о том, что «вернувшиеся» почти не спали, в те моменты, когда они все-таки погружались в сон, их тела пребывали в чудесном всепоглощающем покое. Любой мог бы позавидовать такому мирному спокойствию. Казалось, в его теле вообще ничего не происходило, кроме медленного и естественного биения сердца.

Спит мертвым сном, подумал Харольд.

— Так он и является мертвым, — напомнил он себе шепотом.

Джейкоб открыл глаза. Взглянув на небо, он моргнул и резко сел.

— Папа? — крикнул мальчик. — Папочка, ты где?

— Я здесь.

При виде отца его страх пропал так же внезапно, как и возник.

— Мне приснился сон.

Инстинкты советовали Харольду усадить ребенка на колени и расспросить его о сновидении. Он так и поступил бы годы назад. Но старик напомнил себе, что мальчик не был его сыном. 15 августа 1966 года Джейкоб Уильям Харгрейв покинул этот мир. То есть существо, сидевшее рядом с ним, являлось чем-то другим. Имитацией смерти для живого человека. Оно ходило, говорило, играло и смеялось, как маленький Джейкоб, но эта иллюзия не могла быть его сыном. Она не могла быть им по законам вселенной. И даже если такое копирование объяснялось неким «чудом», Харольд все равно не принял бы его.

Однако если мальчик не был его сыном, а представлял собой лишь хитрую конструкцию из света и часовых механизмов — если он являлся воображаемым образом, сидевшим на траве рядом с ним, — этот фантом по-прежнему выглядел ребенком. Харольд не был таким закостенелым и злым человеком, чтобы отворачиваться от детских просьб и надежд.

— Расскажи мне о твоем сне, — попросил старик.

— Его трудно вспомнить.

— Да, сны бывают такими.

Харольд медленно встал, потянул затекшие мышцы и начал надевать рубашку. Джейкоб сделал то же самое.

— Кто-то гнался за тобой? — спросил его отец. — Так случается во многих снах. По крайней мере, в моих. Иногда это реально страшно, когда кто-то преследует тебя.

Мальчик кивнул головой. Харольд принял его молчание как намек на продолжение беседы.

— Или это был сон о падении?

— Как ты узнал?

— Потому что ты подергивал ногами и махал руками. Вот так.

Харольд вскинул руки вверх, подергал ногой и устроил из этого смешное эксцентричное шоу. Полуодетый и в мокрых штанах, суча ногами и махая руками, он выглядел глупее, чем за все десятилетия своей долгой жизни.

— Еще немного, и я бросил бы тебя в реку, чтобы заставить проснуться!

И тогда Харольд вспомнил что-то страшное. С ужасной ясностью и остротой он вспомнил это место с тремя соснами, которые тянулись вверх к открытому куполу неба. Именно здесь полвека назад они нашли труп Джейкоба. Именно здесь все обещания жизни, которые они считали возможными, распались на мелкие части. Это было место, где он держал на руках безжизненное тело Джейкоба и плакал, содрогаясь от горя.

Реакцией Харольда на жуткое воспоминание — в присутствии знакомых деревьев и существа, похожего на его сына, — был гомерический смех.

— Да, это что-то! — сказал он сквозь слезы.

— О чем ты, папа? — спросил Джейкоб.

Харольд разразился новым приступом смеха. Затем они оба смеялись. Хотя вскоре их веселье было нарушено солдатами, которые вышли цепью из подлеска. Они оказались настолько вежливыми, что оставили винтовки в джипах и «хамви». Они даже не держали в руках пистолеты, которые мирно дремали в их кобурах. Облавой руководил полковник Уиллис. Заложив руки за спину, он с усмешкой подошел к Харгрейвам. Его грудь выдавалась вперед, как у бульдога. Джейкоб спрятался за ногой отца.

— Я не хотел так поступать, — сказал полковник Уиллис. — Действительно не хотел. Вам следовало вернуться домой.

Этот момент был началом трудного времени для Харольда, Люсиль, их сына и бесчисленного множества других людей.

Но старик опять лишь рассмеялся.

Нико Сатил. Эрик Беллоф. Тимо Хайдфелд

Эта тихая улица в Рочестере никогда не видела таких волнений. Транспаранты дублировали надписи на английском и немецком языках. Впрочем, немцы поняли бы все, если бы там даже не было перевода. Уже несколько дней их убежище окружали толпы. Люди кричали и махали кулаками. Иногда в закрытые жалюзи влетал кирпич или стеклянная бутылка разбивалась о стену дома. Это случалось так часто, что подобные звуки больше не пугали их.

«Нацисты, убирайтесь домой», — гласили многие плакаты. На других читалось: «Возвращайтесь в ад, проклятые ублюдки!»

Мистер Гершон посмотрел в окно и печально поморщился.