Вернувшиеся

— Вы снова говорите о конце времен? — с улыбкой спросил пастор.

— Моя семья находится в лагере больше месяца, — со вздохом ответила женщина.

Пастор кивнул головой.

— Но вы же навещаете их, верно?

— Раньше я приезжала к ним ежедневно: привозила еду, стирала их одежду и делала все, чтобы мой мальчик знал, как мама любит его. Я печалилась, что их арестовали, но наше положение было терпимым. А теперь… Теперь все стало отвратительным!

— То есть они больше не пускают посетителей? Даже местных?

— Не пускают. Еще немного, и они захватят весь город. Раньше я даже подумать не могла, что правительство способно украсть у жителей целый город. Я никогда не поверила бы, что это произойдет в моей жизни. Но какими бы ни были мои права и надежды, правительству на них плевать. Тут никакая софистика не поможет! Истина уже перед глазами. Вам нужно лишь открыть дверь, и вы увидите лагерь. Все то, что я считала невозможным, окажется на расстоянии руки, готовое к тесным объятиям.

Ее голос затих. Пастор сел на стул и склонился вперед.

— Надеюсь, вы не чувствуете себя виноватой в этом?

— А как это может быть моей виной? — спросила Люсиль. — Что такого я могла сделать, чтобы мир стал таким? Разве я превратила людей в бессильных робких трусов? Разве я сделала их завистливыми и жестокими? Кто может упрекнуть меня в этом?

Ее руки снова задрожали. Пастор Питерс мягко похлопал ее по плечу.

— Конечно, вы тут ни при чем. Когда вы в последний раз встречались с Харольдом и Джейкобом? Как они поживают?

— Как они поживают? Сидят в тюрьме. Как там можно жить?

Она промокнула слезы, вскочила со стула и, случайно сбросив Библию на пол, начала ходить взад и вперед по комнате.

— У всего этого должно быть какое-то объяснение. У Господа должен быть план. Не правда ли, пастор?

— Я надеюсь на это, — осторожно ответил священник.

Люсиль раздраженно фыркнула.

— Какие же вы неумелые, молодые проповедники! Разве вас не учили давать пастве иллюзию, что на все вопросы вы имеете ответы?

Пастор засмеялся.

— В наши дни иллюзии не помогают, — сказал он. — Я отказался от них.

— Мне нужно знать, что делать дальше.

— С течением времени все поменяется, — ответил пастор. — Это единственное, в чем я уверен. Но когда придут перемены и какими они будут, этого я не знаю.

Люсиль подняла Библию с пола.

— И что же нам делать? — спросила она.

— Мы будем делать то, что в наших силах.

Пауза в их разговоре затянулась на долгое время. Старая женщина молчала. Она сидела и смотрела на Библию, размышляя над последними словами священника. Люсиль всегда была человеком действия, и Библия указывала ей, что делать в тех или иных ситуациях жизни. Книга говорила ей, как вести себя девочкой. Книга давала ей советы, как следует вести себя юной девушке. Конечно, иногда случались нестыковки — особенно когда дело доходило до тех видов поведения, которые если и не запрещались Писанием, то вполне определенно не одобрялись им. Но в ту пору все закончилось вполне благополучно и не причинило никому вреда — тем более Люсиль.

После замужества Библия по-прежнему была для нее верной советчицей. Она говорила ей, как оставаться верной и хорошей женой, хотя некоторые наставления приходилось корректировать по ходу обстоятельств. Например, в ее возрасте и в нынешнюю эпоху определенные правила уже не имели смысла. Честно говоря, Люсиль считала, они не имели смысла и в библейские времена. Если бы она действовала по заветам Писания, ее жизнь была бы совершенно другой. Да и Харольд, скорее всего, загнал бы себя в гроб сигаретами и выпивкой, а не стал бы свидетелем чуда, увидев сына, вернувшегося к ним с того света.

Джейкоб. Она думала только о нем. И только о нем она проливала слезы. Теперь «вернувшихся» убивали. Убивали, чтобы избавиться от них. Такого не должно было происходить, но это случалось повсеместно. Почти каждую неделю по телевизору показывали сцены насилия. В некоторых странах, известных своей жестокостью, «вернувшихся» начали убивать в общественных местах — прямо перед объективами репортеров. Люди сжигали их тела, словно они были заразными больными. Каждый вечер транслировались новости и телепередачи, в которых демонстрировались снимки и видеоролики публичных казней.

Только этим утром Люсиль спустилась вниз из спальной — ее шаги эхом разносились по пустому темному дому — и обнаружила в гостиной работавший телевизор. Очевидно, перед сном она забыла выключить его. Ей не хотелось признавать такое проявление склероза, но в семидесятитрехлетнем возрасте подобные промашки, когда ты по ошибке считаешь что-то выключенным, становятся вполне обычными.

Шел утренний выпуск международных новостей, и лысый чернокожий мужчина с тонкими наманикюренными усиками ворковал о чем-то тихим голосом. За его плечом виднелась остальная студия, где среди компьютеров роились второстепенные сотрудники информационной службы. Все они были молоды на вид, в черных брюках, белых рубашках и галстуках консервативного цвета. Наверное, каждый из них подавал большие надежды, подумала Люсиль, и стремился однажды выйти из тени, чтобы занять место лысого мужчины.