Ольга как можно шире распахнула глаза, округлила рот и, развернув плечо, изобразила отвечающего:
-Это всего лишь нелепое происшествие, Ольга Викторовна. Детское баловство. Вам не нужно обращать на это внимание, да и конфликт уже урегуле... уригу...
-Урегулирован.
Марина автоматически поправила подругу.
-Вот-вот, это самое слово. Где вот только наглости набрался так разговаривать?
Марина постаралась припомнить, о ком идёт речь, вроде бы уже она слышала эту фамилию. Спросила, уточняя:
-Это стройненький такой, с зелёными глазищами? Ещё смотрит на всех как на грязь под ногтями? Родители у него кто? Начальники какие-нибудь? Или в торговле небось работают?
-Нет. У него в деле написано, что мать аппаратчицей работает, а отца нет. Их трое у неё, сестрёнки ещё две младшие.
'Олин, Олин. Вроде бы я уже слышала эту фамилию....'. Марина ненадолго задумалась: 'Точно! Олег что-то говорил об этом мальчике. Вроде бы как: 'Обратите, девочки, пожалуйста, внимание на пионера Диму Олина и обо всех конфликтах с его участием сразу же докладывайте мне!'. Странно, не похож мальчик на хулигана.... Выглядит сынком обеспеченных родителей, симпатичный, одет аккуратно, всё на нём не из свободной продажи, уж она-то в этом разбирается, на учёте не состоит, иначе бы ей об этом сказали. Что же тут придумать? Кстати, а если его в совет дружины ввести? Мальчик, вроде бы умный, слова научные знает, будет и при деле и на глазах. Хорошая мысль! А сейчас Оленьку успокоим и пойдём отсюда'. Марина мысленно похвалила себя и, решительно хлопнув ладонью по столу, громко сказала:
-Так, подруга! Поревели и хватит. Пойдем в отряд. Павлик там один, а эти архаровцы уже точно по коридору с зубной пастой к девчонкам крадутся или кому-нибудь уже 'велосипед' организовали! А насчёт Олега Юрьевича, мой тебе совет - наплевать и забыть! Наш старший вожатый женатый человек. А ну-ка, стоп, в глаза мне погляди!
'Мд-а, точно дура, да ещё и набитая!'. Марина крепко ухватила пальцами Ольгу за подбородок, поднимая её голову вверх и поглядев в мокрые блюдца, что были глазами подруги и тяжело вздохнула:
-Так ты не знала? Ну, Оленька, девочка моя.... Ох, горе ты моё, луковое....
Марина почувствовала, что что-то в глазах мешает ей нормально видеть. Она коснулась кончиками пальцев уголков глаз: 'Слёзы? Слёзы. Эх, ты, плакса! Ну, ладно, поплачем немножко, а потом сразу в отряд!'.
В библиотечной беседке свет не горел, и увидеть через окна двух плачущих в темноте девушек было невозможно. Только если подойти поближе, то может быть удалось услышать негромкие всхлипывания и отдельно произнесённые слова. Шалый немного постоял у приоткрытой двери, прислушиваясь, но ничего не понял - ревут, друг друга успокаивают, снова ревут. Бабы, одним словом. Шалый сплюнул и, пригнувшись, скользнул через кусты на аллею - реветь-то ревут, но глаза не вытекли, могут и заметить, а ему ещё в палату пробираться!
'Кипеш подымут, спалят на порожняке, бигсы недоё....е, не-е, на кой хер мне это надо?!'.
Он ещё больше пригнулся и тёмным пятном заскользил по сырому от прошедшего дождика асфальту. Настроение было прекрасным - Марко, разбитной цыган с золотыми зубами и нехорошим прищуром чёрно-смоляных глаз оказался на месте и согласился с ним поговорить. Хорошо поговорили!
Шалый перелез через подоконник открытого окна, шикнул на Глиста, сунувшегося было к нему с вопросами, и забрался под одеяло прямо в рубашке и брюках - раздеваться было лень. Все остальные в палате спали или делали вид, что спят и на появление Шалого не отреагировали.
'Чушки сыкливые. Только на двоих наехал, в харю разок дал и сразу все языки в жопу по засовывали. Ни один в ответку не пошел! Сынки мамкины, черти домашние!'.
Шалый довольно заложил руки за голову и принялся вспоминать разговор с Марко.
Марко, молодой цыган лет двадцати пяти, сидел на бревне у стены гаража мастерской и курил, с усмешкой смотря на приближающегося Шалого.
-Здравствуй, ракол (босяк)! Как твоя нога? Больше не болит? Тырить вещи у людей не мешает?