Вернувшийся к рассвету

Голос то отдалялся, превращаясь в шепот, то приближался, гремя раскатами грома. Я вспоминал, и перед моими глазами мелькали вспышками стробоскопа картины мертвого мира. Пустынные улицы, черные провалы выбитых окон домов. Мусор, пыль, непонятные, истлевшие клочья чего-то, выцветшие и обрушившиеся вывески, хлопающие на ветру рекламные полотна, сверкающие осколки разбитых витрин, черные пятна пожарищ. Мертвые улицы мертвых городов. Ржавые остовы машин, облезлые фюзеляжи авиалайнер навсегда замерших на заросших сорной травой взлетных полосах. Крошащийся асфальт, рыхлый бетон, остовы судов. Умерший мир. И кости, кости на улицах и дорогах. Белые, желтые, обгрызенные, расколотые крепкими клыками. Крупные взрослые, тонкие детские. А потом поверхность лабораторного стола мягко ткнула меня в лицо, голос замолчал, и пришла спасительная тишина.

— Твою мать! Вот ты что, не мог чуть позже со своей лаборанткой пошептаться? Чем ты думал? Членом своим, мыслил, дон Жуан херов?! Почему не уследил?!

— А как?

— Тихо ты!

— Да не услышит, врачиха! Сам знаешь ведь правила — в боксе не должно быть посторонних! Ты думаешь, он полный придурок и не обратит на меня внимания? Станет и дальше спокойно со своими микробами возиться?

— Ничего не знаю! Ты был должен не выпускать его из-под контроля! Есть приказ и его надо выполнять. Короче, пишешь рапорт и все там указываешь — во сколько ушел, куда ушел, зачем ушел и почему объект остался без наблюдения! Все понятно?

— Понятно.

Один из двух людей в белых лабораторных халатах удрученно кивнул головой. Второй, коротко стриженный, с резко скошенными вниз плечами и крупными кистями рук сделал несколько шагов вперед, наклонился к плечу врача «скорой помощи»:

— Доктор, он еще долго будет без сознания?

— Думаю, нет. Пульс ровный, хорошего наполнения. Сотрясения мозга нет, лишь небольшой ушиб. Сейчас сделаем укол, и ваш товарищ очнется.

— Спасибо, доктор.

Человек сделал неслышный шаг назад.

— Вот и все. Как самочувствие, молодой человек? Что болит?

Юноша, лежащий на кушетке в помещении вахтерской, молчал.

— Ваш товарищ всегда такой молчаливый?

Доктор обернулась, удивленно вздернула брови — в помещении никого не было. Двое крупных мужчин, что сердито переругивались шепотом за её спиной, незаметно исчезли.

— Что ж…. Ваше имя и фамилия?

— В четырнадцать пятнадцать объект наблюдения «Кай» проследовал на ипподром, где встретился с неким Федосеевым Антоном Валерьяновичем, не судимым, у нас нигде не проходившим. В ответ на запрос к «соседям» получена краткая справка о данном гражданине; приложена к рапорту. Разговор между объектом и гражданином Федосеевым длился более десяти минут, затем объект попрощался с указанным гражданином и покинул ипподром. Содержание беседы не известно — шум на трибунах и большое расстояние до объекта. Фото и видео съемка согласно вашему приказанию не велась. В четырнадцать пятьдесят объект сел в троллейбус маршрута номер двенадцать и направился в лаборатории института. Там, объект перешел под наблюдение….

— Спасибо, достаточно. Остальное мне известно. В данный момент объект сейчас в пансионате?

— Так точно, товарищ полковник!

— Хорошо, вы свободны, сержант.

— Есть!

Дверь из массива сосны беззвучно закрылась за сержантом. Полковник нажал кнопку громкой связи:

— Инна, на меня переводи только срочные звонки. Нужно поработать.

— Хорошо, Алексей Петрович. Вам кофе сделать?

— Нет, спасибо.

Огонёк громкой связи ещё вопросительно помигал несколько секунд и погас. Полковник суховато улыбнулся про себя: «Сделать кофе! Нет, мы как нибудь сами взбодримся. Без этого яда».

Жутко горчащий, водянистый напиток из непонятного происхождения коричневого порошка вызывал у Алексея Петровича изжогу. Вина Инночки, в дрянном вкусе приготовляемого напитка — кофеем эту бурду язык назвать не поворачивался — была мизерной. Суррогат он и есть суррогат, даже если его прислали революционные братья из жаркой страны в качестве оплаты за сухогруз с зеленными длинными деревянными ящиками в трюме, сильно пахнущими сталью и оружейной смазкой.

«Кофейный порошок за автоматы, бананы за патроны, жираф в московский зоопарк за БТР! Что дальше? Кокосы с пальм за танки и высокоточные станки? Боевые вертолеты в обмен на мартышек и апельсины? А потом приходят улыбчивые парни из-за океана и наши черные лживые друзья дрожащими ручонками пересчитывают свои тридцать долларов! Сколько раз так уже обжигались? Гвинея, Сенегал, Бенин, Ангола. Кто из них предаст первым? Через пять лет, десять, а может уже завтра? Можно трещать подобно пулемету громкими лозунгами и заученными фразами, но суть дела от этого не поменяется — бандиты всегда остаются бандитами. Трусливыми, жадными, лживыми. Даже если они называют себя пламенными революционерами и борцами за свободу».