Верный меч (ЛП)

Внезапно смутившись, я поднялся на ноги.

-Мы должны вернуться. Остальные должны знать, где мы находимся.

Я протянул руку, чтобы помочь ей, она приняла ее. Ее пальцы были длинными и тонкими, ладонь мягкой и холодной. Она поднялась, расправляя юбку, стряхивая листья и веточки. На коленях остались пятна грязи, но тут ничего не поделаешь. Она накрыла волосы капюшоном, а я собрал дрова, и мы вместе пошли к лагерю. Эдо закончил играть, и парни переговаривались и посмеивались, пустив по кругу бурдюк с пивом.

Мы подошли к краю поляны, где я пожелал ей спокойной ночи и смотрел, как она идет обратно к своей палатке. Впервые за много недель я чувствовал себя свободным, как будто произнесенные вслух дорогие имена сняли камень с моей души.

Я собирался присоединиться к компании у костра, когда увидел Гилфорда в тени рядом с палаткой. Как долго он был там? Я собрался уйти, игнорируя его взгляд, но не прошел и пяти шагов, как услышал его голос. На мгновение мне захотелось сделать вид, что я не видел и не слышал его, но он опять позвал меня. Я повернулся и увидел, как он идет ко мне.

-Что ты там делал? - Спросил он.

Я смотрел на него с удивлением. Я знал капеллана всего несколько недель, но ни разу не видел в таком гневе.

-Что ты имеешь ввиду?

-Ты знаешь, о чем я говорю, - ответил он, махнув рукой в сторону женской палатки.

Должно быть, он видел меня с Беатрис. Действительно, как мы могли выглядеть, появившись вдвоем из-за деревьев?

-Она была расстроена, - сказал я, чувствуя, как кровь приливает к моим щекам. Тем не менее, у меня не было причины стыдиться, и, если священник думал, что я поступил дурно, то он ошибался. - Я ее утешал.

-Утешал ее?

-За кого ты меня принимаешь? - Спросил я, сдерживая вспышку гнева. Я посмотрел на него сверху вниз, чувствуя отвращение к тому, что он мог даже просто предположить нечто подобное. - Ты не понимаешь, о чем говоришь.

-Отлично понимаю.

Я не дал ему закончить, поднеся палец к его носу.

-Придержи язык, святоша, прежде чем сказать то, о чем можешь сильно пожалеть. - Он замер и прищурился, но вняв моему предупреждению и помалкивал. - Я никогда бы не запятнал честь леди Беатрис, - сказал я, отстраняясь. - И, если ты сомневаешься в моих словах, можешь спросить ее лично.

Я ожидал, что Гилфорд попробует что-то возразить, но вместо этого он повернулся спиной и скрылся в своей палатке, оставив меня стоять в одиночестве и замешательстве. Как он мог так плохо подумать обо мне, когда все, что я сделал, это только попытался следовать его совету?

Со стороны костра слышался треск горящих веток и смех рыцарей. Я покачал головой, пытаясь вытряхнуть священника из головы, и пошел к ним.

18

На следующее утро я держался на расстоянии и от Гилфорда, и от Беатрис: я не хотел давать священнику повод думать, что его подозрения не безосновательны. Раз или два я встретил его взгляд, но большую часть времени он ехал впереди, не отдаляясь сильно, всегда в поле зрения или слуха, но всегда отдельно от нас.

Но когда в полдень мы остановились перекусить, англичанин подошел ко мне. Его возмущение остыло, потому что он пришел с опущенной головой и виноватым взглядом.

Он сел рядом со мной.

-Я должен извиниться за вчерашнее, - сказал он. - Я все неправильно понял, - он колебался, словно в поисках нужного слова. - Произошло недоразумение.

Я не отвечал и даже не смотрел на него, просто взял еще кусок хлеба.

-Боюсь, я был слишком поспешен в своих заключениях, - продолжал капеллан. - Просто я беспокоюсь за Беатрис. Я знаю ее с детства, и она мне очень дорога. Я надеюсь, ты поймешь.

-Я уже забыл об этом.

Я лгал. На самом деле, я провел немало времени, рассматривая все произошедшее с его позиции. Я не считал капеллана человеком, легко впадающим в гнев - по крайней мере, до вчерашнего вечера.

-Это хорошо, - Гилфорд кивнул, на его губах вновь играла мягкая улыбка, которую я привык видеть.

Тем не менее, я не мог не испытывать неловкости и пристально наблюдал за ним в течение следующих нескольких дней, хотя и сам не мог сказать, что я искал.

Остальная часть поезда прошла в унылом молчании: хороших новостей не было, а дождь и ветер не способствовали поднятию настроения. Не было ничего слышно ни об Эофервике, ни о Мале, и то, что вести не дошли ни до одного из городов, которые мы проезжали, тревожило меня все больше и больше.

Наконец в воскресенье, двадцать второго дня месяца февраля, спустя шесть дней после отъезда из Саффереби мы въехали в лес к северу от Лондона. Уже виден был холм Бишопсгейт, вершину которого занимал каменный храм и постройки монастыря Святой Этельбурги; его фасад горел оранжевым светом в лучах низкого солнца, как два с половиной года назад, когда я впервые пересек Узкое море. С тех пор я бывал в Лондоне чаще, чем мог вспомнить; больше нигде в Англии я не чувствовал себя, как дома.