Верный меч (ЛП)

-Я не знаю, как скоро король намерен выступить, но если к тому времени, как вы вернетесь, я уже уйду, поезжайте на север по старой дороге и найдите черно-желтое знамя. У меня всего двадцать бойцов, я буду рад принять еще шестерых.

-Милорд, - сказал я, чувствуя пустоту в груди.

Судя по всему, он не собирался предлагать мне возглавить его людей, как это было в Дунхольме и бесчисленное множество раз до того; я вспомнил, что я уже не командую собственным отрядом, единственными людьми, признававшими меня за командира были пятеро, стоявшие сейчас передо мной. Их было явно недостаточно, чтобы составить боевое подразделение и самостоятельно идти в атаку на врага. Это означало, что нам предстоит биться под знаменем Роберта Мале - и по его приказу, а не по моему собственному.

-Мы будем молиться о безопасности вашего отца, - сказал капеллан.

-Как и я, Гилфорд, - ответил Роберт. - Желаю вам счастливого пути.

Мы простились с ним и поехали сначала вниз с холма, потом вдоль реки. Дорога расширилась, и мы выехали на рынок, где торговцы уже устанавливали свои палатки. Вдоль улицы стояли корзины, некоторые полные рыбы, без сомнения, только что выловленной; в других копошились крабы, они карабкались друг на друга у стенок корзин, пытаясь сбежать. Дальше мужчина перекладывал тощих кур из деревянной клетки в корзину. Торговцы, признав в нас французов, обращались к нам на нашем языке, соблазняя фламандским сукном и бочонками рейнских вин.

Мы проехали мимо них к западным воротам города и за его пределы. Дорога шла вдоль берега Темзы, изгибаясь к югу в сторону Вестминстерского собора и королевского дворца. Там было пришвартовано великое множество судов от небольших барж до длинных боевых кораблей. Среди них я заметил "Мору", личный корабль короля Гийома, тот самый, на котором он плыл из Нормандии во время вторжения. Было несколько таких же больших кораблей, одно из них с тридцатью тремя парами весел было длиннее самого "Крылатого Дракона". Сейчас его борта высоко поднимались над водой; не загруженное, судя по всему, всего с несколькими охранниками на палубе. Я догадывался, какое впечатляющее зрелище он являл собой на открытой воде, и вполне мог представить его под красно-желтым королевским парусом, вздымающимся над волнами.

На холме за Вестминстером стояли сотни палаток со знаменами всех цветов, развевающимися над ними: красными и зелеными, синими и белыми. На склоне под лагерем был возведен деревянный частокол, огораживающий большое пространство, внутри которого были собраны все королевские лошади. Я не знал, как много людей расположилось здесь. Вигод говорил, что король собрал восемьсот рыцарей и пеших ратников, и, если судить по количеству палаток и знамен, он был прав. Но даже если все они были опытными бойцами, это воинство не было похоже на армию, способную отбить Эофервик.

Я вздохнул, но промолчал, хотя при взгляде на Уэйса заметил выражение его лица, и понял, что мы думаем одинаково.

Темза отклонилась далеко на юг, а мы оказались посреди пашен и холмов, покрытых негустым лесом. Стояла тишина, нарушаемая только далекими криками птиц, скрипом веток на ветру и хрустом камешков под копытами наших лошадей. Довольно часто нам попадались другие путешественники: крестьяне гнали овец и свиней на рынок, разносчики и торговцы со своим товаром, унылая компания монахов в коричневых капюшонах. Однако, чем дальше от города мы удалялись, тем реже встречали путников, и к полудню оказались совсем одни.

Мои мысли все время возвращались к беседе с Робертом и его упоминанию имени монахини, Эдгиты. Он сказал, что когда-то она была больше, чем просто монахиней. Может быть, он имел ввиду, что она и Мале были любовниками? Но даже если это так, зачем отправлять ей вести именно теперь?

Меня отвлек смех Эдо и Радульфа, рассказывающих похабные анекдоты. Я оглянулся, пытаясь поймать взгляд Эдо, но он продолжал игнорировать меня. Со вчерашнего утра мы так и не успели поговорить; на самом деле, он провел остаток дня вдали от дома, скорее всего, ничего нам не сказав, отправился через мост в Судверку. Он вернулся, когда мы уже начали собираться в дорогу. Он не стал пускаться в объяснения, но когда смотрел на меня, глаза его были полны осуждения, а рот сжимался в брезгливую гримасу.

-Какая муха укусила Эдо, - спросил я Уэйса, когда мы остановились передохнуть в полдень.

-Спроси у него сам, - предложил он.

У меня не было ни малейшего желания вступать в переговоры. Какой бы ни была причина дурного настроения Эдо, я знал, скоро все пройдет: такое с ним случалось. Поэтому я не отозвался на слова Уэйса, а предпочел молча сидеть вместе со всеми под низкими ветвями старого дуба и есть то, что положил нам в мешки Вигод: хлеб, сыр и соленое мясо. Гилфорд убедился, что мы не собираемся задерживаться надолго, однако занудливо напомнил, что нам предстоит еще одолеть много миль пути, поэтому, дожевав последние крошки, мы вернулись к нашим лошадям.