Верный меч (ЛП)

Новости были все те же, и за четыре дня мы узнали не многим больше того, что сообщил нам Роберт; но на пятый день после нашего вступления в армию король послал разведчиков проверить обстановку. В тот же вечер они вернулись с известием, что Мале еще держится, потому что они видели черно-желтое знамя, развевающееся над башней замка. Но это было не большим облегчением, потому что число мятежников росло, говорили, что к ним присоединилось около пятисот ополченцев из Линколиашира. Но даже если этот слух был верным, они оказались единственными англичанами к югу от Хамбре, кто взялся за оружие. Остальные отказывались выступать ни за одну из сторон. С одной стороны они не были готовы воевать против родичей, а с другой опасались бросить вызов законно коронованному и богоизбранному королю. Я подозревал, что больше всего они боятся возмездия, если выберут не ту сторону, и надеются отсидеться в своем уголке вместе с тараканами. По крайней мере, Эдгар потерял потенциальных воинов, и это уже было хорошо.

Конечно, у противника были собственные разведчики, и мы часто замечали темные силуэты всадников, наблюдающих за нами с дальних холмов; но они быстро скрывались в лесу, как только мы отправляли партию охотников, чтобы перехватить их. Этлинг знал, что мы приближаемся.

Был поздний вечер шестого дня, когда из головы колонны пришел приказ остановиться и разбить лагерь. Я не узнавал здешние места, хотя это была та самая дорога, которой мы шли два месяца назад на Дунхольм, и я знал, что мы находимся не далеко от Эофервика, думаю, не больше дня пути.

На закате дня король призвал ближайших дворян к себе в палатку, без сомнения, чтобы обсудить с ними, как лучше напасть на город. Робет, как сын виконта, был среди них; он взял собой Анскульфа и еще двоих. Пока их не было, мы сидели перед палаткой, занимаясь заточкой мечей и проверкой кольчуг. Некоторые ели, многие пили. Все знали, что боевые действия начнутся в ближайшее время — завтра, послезавтра или через день — поэтому старались наслаждаться оставшимся нам временем, как могли. Люди Роберта рассказывали о сражениях, в которых участвовали, об убитых врагах, мы с Эдо и Уэйсом в свою очередь поделились байками о Майене и Варавиле.

Солнце уже село, и костры со всех сторон ярко горели в темноте. На нас опустилось молчание, можно было услышать только скрежет стали о камень и потрескивание пламени, когда Эдо достал флейту и начал играть.

Его пальцы легко двигались вдоль трубки, и мелодия поднималась от тихой ноты до громкой трели и обратно, сначала медленно, почти скорбно, прежде чем рассыпаться бешеным каскадом звуков, напоминающих звон клинков в бою, так мне казалось. А потом так же внезапно ритм замедлялся, мелодия стихала, чтобы замереть в прощальном печальном звуке, который Эдо выдувал на последнем дыхании, пока все не замолкло опять.

— Где ты этому научился? — спросил я.

Хотя он отнял флейту ото рта, казалось, последняя трель все еще дрожит в воздухе.

— Я познакомился с ним, когда был еще мальчиком, — сказал Эдо. — Он был странствующим поэтом, и приехал к нам играть на праздник Пасхи. Я ему всегда нравился, он даже дал мне одну из своих свирелей, чтобы попрактиковаться. Каждый год он возвращался и учил меня новой песне, пока мне не стукнуло двенадцать и я не поступить на службу к лорду Роберту. Он уже тогда был стар, думаю, сейчас он уже умер. Это одна из его песен.

Откуда-то из-за холмов ветер принес звуки арфы, кто-то последовал примеру Эдо. Несколько пьяных голосов, иногда прерываемых смехом, нестройно подпевали бодрому бренчанию.

— Мы должны были напасть на них сегодня, — прорычал один из рыцарей Роберта по имени Урс. Он был плотным и коренастым, с плоским носом и широкими ноздрями, придававшими его внешности выражение кровожадности. — Почему мы торчим здесь?

— Ты хотел бы напасть на них после дневного перехода, не отдохнув как следует? — спросил Уэйс, потирая больной глаз.

— Мы должны воспользоваться преимуществом внезапности. Если атакуем их сейчас, сможем ворваться в город, прежде чем они очухаются. Чем дольше мы ждем, тем лучше враг укрепляет оборону.

Я видел, что он еще молод, и как все сопляки одержим жаждой крови ради радости убийства.

— Хотите напасть на город сейчас?

— Нет, — мне надоело его слушать. — Тебе еще многому придется научиться.

Он поднялся с горящей от гнева и эля рожей и ткнул в мою сторону пальцем.

— Ты посмел оскорбить меня?

— Садись, Урс, — сказал один из его товарищей.

— Нет, — рявкнул Урс и шагнул вперед, едва не зацепившись ногой о собственный щит, который лежал перед ним. Не знаю, сколько он выпил, но для него это было слишком много. — А кто вы такие вообще? Вы только полюбуйтесь: они явились ниоткуда и думают, что могут указывать нам, что делать и как думать. Мы их не знаем, а нам придется сражаться рядом с ними!

— Это правда, — сказал я, даже не пытаясь подтянуть под себя ноги.

Между нами горел костер, и у него были большие шансы свалиться в него, когда он попытается наброситься на меня.