Верный меч (ЛП)

И тогда над головой рыцаря я заметил вышитые округлыми неровными буквами слова на латыни: «HIC MILES Invictus SUPERBE STAT». Много времени прошло с тех пор, когда я в последний раз чувствовал тяжелую руку брата Реймонда, награждающую меня подзатыльником за неправильные склонения или забытый глагол. Суровый библиотекарь уже не следил за мной, но я справился и без его помощи.

— Вот стоит непобедимый рыцарь, — пробормотал я.

Я провел пальцами по рельефу букв; интересно, сколько времени ушло на то, чтобы вышить хотя бы это предложение; сколько месяцев было потрачено на всю вышивку, сколько монахинь трудилось над ней с иглой и нитью. Мале был действительно богат, если мог позволить себе такую роскошь.

— Ты умеешь читать? — спросил Гилфорд с удивлением.

Немногие воины умели читать и писать. Ни Эдо ни Уэйс не могли; возможно, из всех рыцарей лорда Роберта я был единственным грамотеем.

— В детстве я провел несколько лет в монастыре, — ответил я. — Это было до того, как я уехал оттуда и присоединился к лорду Роберту.

— Сколько тебе было лет, когда ты уехал?

Я колебался. Я мало кому рассказывал о моей жизни в монастыре в Динане, знали только несколько самых близких людей. Это были не самые счастливые годы, и я не любил вспоминать их. И все же они были лучше, чем последние две недели.

— Я сбежал, когда мне исполнилось четырнадцать, — спокойно ответил я.

— Так ты сбежал?

Я отвернулся обратно к образу рыцаря. Я уже сказал больше, чем собирался.

— Прости меня, — Гилфорд стоял за спиной. — Я не собирался допрашивать тебя. И я не виню тебя, потому что сам никогда не любил монастыри, и, тем более, монахов. Я всегда считал, что лучше распространять слово Божье в мире, чем коротать дни в созерцании и уединении. Можно так легко потеряться в лабиринте собственного разума, и не видеть славы Божьей вокруг нас. Вот почему я много лет назад решил стать священником, а не принимать обеты.

— Отец Гилфорд?

Ясный и звонкий голос раздался за нашими спинами. Я повернулся и увидел молодую женщину, быстро идущую к нам. Она была в зимнем плаще, отделанном мехом, поверх платья из синей шерсти. Ее голова была закрыта платком, но несколько прядей, выбившихся у виска, были похожи на золотую пряжу.

— Отец Гилфорд, — повторила она вежливо. — Хорошо, что я встретила вас.

Капеллан улыбнулся.

— А я вас, миледи. Вы собираетесь в город?

— Я только что вернулась с рынка. — Она посмотрела на меня, словно только что заметила. — Кто это?

У нее было тонкое лицо с бледными щеками и большими глазами, и я предположил, что ей не многим больше двадцати лет, а может быть, и меньше. По правде говоря, я не умел судить о женском возрасте: впервые увидев Освинн, я решил, что она старше, ее свободолюбие и бесстрашие не соответствовали ее летам. Только много позже я узнал, что ей шестнадцать лет, хотя это знание не помогло мне, потому что я уже был в курсе, что она достаточно опытна.

— Меня зовут Танкред Динан, миледи, — сказал я. — До недавнего времени я был рыцарем графа Роберта де Коммина.

— В настоящее время он под моей опекой, — объяснил Гилфорд. — В сражении при Дунхольме он был ранен в ногу. Ваш отец оказал ему гостеприимство, пока он не поправится.

— Понимаю, — хотя я не был в этом уверен, так мало интереса она проявила к тому, что говорил священник.

Вместо этого она спокойно рассматривала меня, скользя взглядом вверх и вниз, словно оценивая лошадь, пока наконец ее глаза, желтовато-карие, не встретились с моими, и тогда мне показалось, что я вижу на ее лице мерцание легкой улыбки.

Надо сказать, она была привлекательна. Не броской внешностью, возможно, и на ней было меньше мяса, чем считается желательным для женщины, но, безусловно, привлекательна: стройная, с узкой талией и полными бедрами.

Ее взгляд задержался на мне на мгновение дольше, прежде чем она повернулась к капеллану.

— Мой отец здесь? — спросила она.

Наконец, до меня дошло: это была дочь Мале. Мне следовало понять это раньше, во-первых, по ее одежде, а так же по изысканной вежливости, с которой священник обращался к ней.

— Боюсь, что нет, — сказал Гилфорд. — Он поехал к архиепископу. Насколько я знаю, он собирался вернуться к полудню.

— Очень хорошо, — сказала она, отступая на пару шагов. — Я найду его, когда он вернется.

Она еще раз взглянула на каждого из нас, а потом поспешила прочь, приподняв юбки так, чтобы не тащить их по грязному камышу, но и не выставлять щиколотки на всеобщее обозрение.

— Так это дочь виконта? — спросил я, следя, как она уходит.

— Беатрис Мале, — произнес капеллан назидательно. — И с твоей стороны разумнее было бы не расспрашивать больше о ней. — Он нахмурился, и я увидел в его взгляде предупреждение.

Я почувствовал, как тепло поднимается к щекам и запротестовал:

— Отец…

— Я видел, как ты смотришь на нее, — сказал он, и продолжал, понизив голос. — Не ты один ею интересуешься.