– Это он встретил нас, когда мы привезли тебя сюда, – ответил Уэйс. – В доме у Мале англичане так и кишат. Он и сам наполовину англичанин.
– Полуангличанин? – Я не верил своим ушам. Ничто в его внешности и манере держаться не давало причин предполагать, что он не совсем норманн.
– Говорят, что его мать была из знатного мерсийского рода, хотя никто наверняка не знает, – сказал Уэйс. – Но он не любит рассуждать на ту тему.
Я не удивился, не многие любят признавать сомнительное родство.
– Никто не ставит под вопрос его преданность королю, – продолжал Уэйс. – Он дрался с нами при Гастингсе, и дрался хорошо. Но его происхождение означает, что у него есть связи среди английских танов.
– Что является одной из причин, по которой он стал виконтом здесь, – сказал я. В то время, как южные земли королевства находились теперь под контролем нормандских лордов, большая часть севера оставалась в руках людей, которые владели ими еще при узурпаторе три года назад. В результате, тот, кто управлял Эофервиком, должен был уметь ладить с ними. – Откуда вы все это знаете? – Спросил я.
– Мале был у короля на Пасху в прошлом году, когда я ездил ко двору с лордом Робертом, – пояснил Уэйс. – Я поболтал кое с кем из его людей.
Я был благодарен за эти полезные сведения, так же как за новости, принесенные из города. Оказывается, ходили слухи о мятежах на самом юге королевства и рассказы о некоторых лордах, которые сделали ноги обратно в Нормандию. Среди них были Гуго де Грандмеснил, виконт Винчестера, и его шурин Ханфрид де Тилье, кастелян Гастингса. Одни из самых влиятельных людей в той части Англии.
– Я не знал о серьезных волнениях на юге, – сказал я.
Мы всего несколько недель назад оставили Лондон, и там было почти тихо. Интересно, это те восстания имел ввиду Мале, когда говорил, что повсюду англичане убивают норманнов?
– Даже здесь, в Эофервике, не спокойно, – кивнул Уэйс. – Это заметно даже по тому, как местные смотрят на нас, словно собираются укусить за задницу. Они нас ненавидят, и уже не боятся показывать это.
– Только вчера вечером была драка внизу на пристанях, – подтвердил Эдо. – На нескольких рыцарей кастеляна напали английские бандюки. Я видел с моста, что там происходило. Это был настоящий бой. Пришлось перебить не меньше полудюжины, остальные сбежали.
Раз на рыцарей нападают уже открыто, значит дела обстояли хуже, чем я себе представлял. Не было сомнений в том, что горожане знают о гибели тысячи французов в Дунхольме, так что у нас прибавилось поводов для беспокойства. Но это не могло объяснить восстаний на юге, потому что с нашего разгрома прошла всего неделя. Новости разносятся быстро, но не настолько стремительно.
– Что вы собираетесь делать теперь? – Спросил я их. – Я имею ввиду, теперь, когда лорд Роберт мертв.
Они посмотрели друг на друга, и я понял, что они еще не обсуждали этот вопрос. Конечно, если бы у Роберта был сын от законного союза, нам не пришлось бы выбирать; мы вернулись бы в Коммин и посвятили ему свои мечи. Но он был отцом одних ублюдков, и, хотя само по себе это не имело особого значения, ни один из них еще не вошел в возраст, чтобы взять имения отца под защиту, так что теперь земли вернутся королю Гийому.
– Может быть, попробуем найти нового господина здесь. – Сказал Уэйс. – В противном случае вернемся в Лондон, а, может, и в Нормандию.
– В любом случае, – кивнул Эдо, – не будем ничего предпринимать, пока твоя нога не заживет окончательно.
Я спросил себя, должен ли я упомянуть о предложении виконта, но решил пока этого не делать. Хотя он был щедр на похвалы, я еще не был уверен, что хочу остаться в Нортумбрии, учитывая события последних дней. И я не знал, распространяется ли его предложение на моих товарищей, так как в разговоре со мной он не упомянул о них. Я не хотел расставаться с людьми, которых знал так долго.
– Я в долгу перед вами, – сказал я. – Если бы не вы…
Я не закончил мысль, потому что не любил думать о том, что могло бы произойти, да не случилось. Почти наверняка, я бы умер и не беседовал бы с ними сейчас.
– Мы сделали, что должны были сделать, – пожал плечами Эдо. – Мы же не могли бросить тебя там.
– Тем не менее, я обязан вам жизнью.
Уэйс положил руку мне на локоть.
– Мы будем в пивнушке в верхней части города, местные называют эту улицу "Kopparigat". Приходи туда, когда нога заживет.
– Если священник разрешит, – добавил Эдо с усмешкой.
Они оставили меня, хотя мне не пришлось долго сидеть в одиночестве. Явился Гилфорд со свежими припарками для моей ноги. Он был доволен: утюг помог больше, чем он надеялся, разрез полностью закрылся, и не было никаких признаков нагноения. Шрам останется навсегда, сказал он, но тут ничего не поделаешь. Он станет украшением коллекции, собранной в прошлых сражениях: на руке, на боку, на лопатке, хотя по общему признанию, ни один из них не мог сравниться с последней раной.