Верный садовник

— Значит, она была смелой женщиной, — тяжело вздохнула Бирджит.

Она вспомнила про сэндвичи. Они сели на другую скамью и съели их, пока Карл жевал хлебец и что-то пел. Двое стариков прошли мимо них, спускаясь с холма.

— Они делали выборку? Или взяли все целиком?

— Целиком, но выборку делали. Роланд говорит, что нет, но Роланд очень уж легко на все смотрит. Он что спортсмен, пульс которого в два раза реже, чем у всех, поэтому он может бежать быстрее любого. Если только захочет. Если считает нужным — бежит. Если полагает, что ничего нельзя сделать, — остается в постели.

— Так что их интересовало?

Она хмурится, совсем как Тесса. И, как с Тессой, он не пытается торопить ее.

— Как вы перевели слово «waghalsig»? — спрашивает она.

— Отчаянный, я думаю. Может, рискованный. А что?

— Тогда я тоже была waghalsig.

Карл запросился на ручки, чем немало удивил Бирджит. Такого, призналась она, уже давно не случалось. Впрочем, Джастин с радостью согласился на роль носильщика. Она достала из рюкзака «кенгуру», отрегулировала длину лямок, подняла Карла и наказала ему хорошо себя вести с новым дядей.

— Я была хуже, чем waghalsig, я была круглой идиоткой, — она прикусила нижнюю губу, ненавидя себя за то, что собиралась сказать. — Мы получили письмо. На прошлой неделе. Его доставил курьер из Найроби. Не письмо — документ. Семьдесят страниц. О «Дипраксе». История создания, механизм действия, побочные эффекты. Без подписи. Научная часть выглядела логично и объективно, остальная, мягко говоря, удивляла. Документ направлялся «Гиппо». Не кому-то конкретно. Просто «Гиппо». Дамам и господам, работающим в «Гиппо».

— На английском.

— На английском, но писал, я думаю, не англичанин. Печатал, поэтому почерка мы не знаем. В документе содержалось много ссылок на бога. Вы — религиозный человек?

— Нет.

— А вот Лорбир религиозный.

Морось иногда сменялась сильным дождем. Бирджит сидела на скамейке. Они подошли к детской площадке с качелями. Карл боролся со сном, но пожелал покачаться. Его глаза закрывались, но он улыбался, когда Джастин очень осторожно раскачивал его. Белый «Мерседес» с гамбургскими номерами медленно поднялся на холм, проехал мимо них, сделал круг по залитой дождем автостоянке, так же медленно проследовал в обратном направлении. За рулем сидел мужчина, рядом с ним — второй. Джастин вспомнил двух женщин в припаркованном у тротуара «Ауди», которых видел утром, выходя из дома-замка. «Мерседес» скатился с холма.

— Тесса писала, что вы говорите на всех языках.

— Если мне есть что на них сказать.

— Почему вы были waghalsig?

— Скорее вы скажете, что я вела себя глупо.

— И в чем вы вели себя глупо?

— Получив письмо от курьера из Найроби, я разволновалась, позвонила Ларе Эмрих в Саскачеван и сказала: «Лара, дорогая, послушай, мы получили длинное анонимное, очень загадочное, совершенно безумное письмо, в котором подробно и убедительно расписана вся история „Дипраксы“. Без обратного адреса, без даты, без подписи, но мне представляется, что автор письма — Марк Лорбир. В письме достаточно подробно описаны смертные случаи, вызванные применением препарата в сочетании с другими лекарствами, и оно может сильно укрепить твои позиции». Особенно меня порадовало то, что документ буквально озаглавили ее именем. Назывался он «Доктор Лара права». «Безумный, конечно, текст, — сказала я ей, — неистовый, как политическое заявление. Очень полемический, очень религиозный и уничижительный для Лорбира». «Тогда он написан Лорбиром, — ответила мне Лара. — Марк сам себя сечет. Это нормально».

— Вы встречались с Эмрих? Знакомы с ней?

— Как с Тессой. По электронной почте. То есть мы — электронные подруги. В письме говорилось, что Лорбир шесть лет прожил в России, два года при коммунизме, четыре — в период нового хаоса. Я сказала об этом Ларе, но она и так это знала. Согласно письму, Лорбир представлял интересы нескольких западных фармакологических корпораций, лоббировал их интересы в высших российских здравоохранительных инстанциях, продавал западные лекарства. За шесть лет он имел дело с восемью министрами здравоохранения. В письме есть фраза, касающаяся этого периода, я хотела зачитать ее Ларе, но Лара прервала меня и сказала, что и так ее знает. И процитировала слово в слово: "Российские министры здравоохранения приезжали на «Ладах», а уезжали на «Мерседесах». Она добавила, что это любимая шутка Лорбира. И тем самым мы окончательно убедились в том, что документ написан Лорбиром. Это было его мазохистское признание. От Лары я также узнала, что отец Лорбира был немецким лютеранином, ревностным кальвинистом, отсюда и желание сына исповедоваться. Вы разбираетесь в медицине? Химии? Может, в биологии?

— Боюсь, я получил несколько иное образование.