Верный садовник

— Никакой я не спортсмен, — с жаром, который так нравился в нем Глории, возразил Джастин. — Меня загнал в команду заведующий пансионом, настоящий бандит, который считал, что мы не станем мужчинами, если не изувечим друг друга. Школа не имела права разрешать публикацию этой фотографии, — а, поостыв, добавил: — Я очень тебе благодарен, Глория.

Впрочем, как докладывала она Элен, Джастин благодарил ее за все: за еду и питье, за тюремную камеру, за прогулки по саду и маленькие семинары о грунтовых растениях (особо похвалил ее за бурачок, белый и пурпурный, который она, после долгих уговоров с его стороны, рассадила под хлопковым деревом), за ее помощь в организации приближающихся похорон, в том числе и за поездку с Джексоном на кладбище и в похоронное бюро, поскольку по приказу из Лондона Джастину запретили появляться на людях до тех пор, пока не уляжется шум, вызванный этим громким убийством. Соответствующее письмо, полученное из Форин-оффис по факсу и подписанное Элисон Лендсбюри, начальником управления по кадрам, вызвало крайнее возмущение Глории. Потом она не могла припомнить другого случая, когда тоже едва не вышла из себя.

— Джастин, они же просто издеваются над тобой. «Сдайте ключи от вашего дома, пока властями не будут приняты соответствующие меры». Надо же до такого дойти! Какими властями? Кенийскими? Или этими детективами из Скотленд-Ярда, которые до сих пор не удосужились позвонить тебе?

— Но, Глория, я уже побывал в моем доме, — напомнил Джастин, пытаясь ее успокоить. — Зачем ввязываться в сражение, которое уже выиграно? Когда нас ждут на кладбище?

— В половине третьего. В два мы должны быть в похоронном бюро Ли. Сообщение для прессы уйдет в газеты завтра.

— И она ляжет рядом с Гартом… — Их сына, родившегося мертвым, назвали в честь отца Тессы, судьи.

— Насколько это возможно. Под тем же палисандровым деревом.

— Ты очень добра, — в какой уж раз поблагодарил он ее и ретировался в свои комнаты, к саквояжу «гладстон».

Саквояж служил ему утешением. Уже дважды, заглянув в окно сквозь прутья решетки, Глория видела, как Джастин сидит на кровати, уперев локти в колени, положив подбородок на руки, и смотрит на стоящий у ног саквояж. Она нисколько не сомневалась в том и поделилась своими мыслями с Элен, что в саквояже хранятся любовные письма Блюма. Он спас их от посторонних глаз, пусть Сэнди всячески этому и противился, и теперь ждал, когда же ему достанет сил, чтобы прочитать их или сжечь. Элен соглашалась, но заметила, что Тессе, этой глупой шлюшке, конечно же, не следовало их хранить. «У меня с этим принцип простой, дорогая. Прочитала — сожги». Заметив, что Джастин с неохотой покидает свои комнаты из опасения за саквояж, Глория предложила поставить его в винный погреб, с железной решеткой вместо двери, которая добавляла комнатам Джастина сходство с тюрьмой.

— И ключ будет только у тебя, Джастин, — она сунула ключ ему в руку. — Вот. Если Сэнди захочет взять бутылку, ему придется обратиться к тебе. Возможно, он станет меньше пить.

Один выпуск газет сменял другой, и, читая заголовки, Вудроу и Коулридж уже убедили себя в том, что им удалось уберечься от самого худшего. То ли Вольфганг сумел заткнуть рты своим работникам и гостям, то ли пресса так увлеклась самим преступлением, что никто не удосужился заглянуть в «Оазис», говорили они друг другу. Коулридж обратился к членам «Мутайга-клаб» с личной просьбой: во имя англо-кенийской дружбы не распространять сплетни. Вудроу настоятельно попросил о том же сотрудников посольства. «Какие бы у нас ни возникали мысли, мы не должны раздувать пожар», — говорил он, и его мудрые советы, идущие от души, похоже, произвели должный эффект.