Верный садовник

— Какой подруге? Лара, будьте осторожны в том, что скажете ей. Меня зовут Питер Аткинсон. Я — журналист. Вы все еще в телефонной будке?

— Да.

— В той же?

— За мной не следят. Зимой они следят только из автомобилей. Они ленивы. Ни одного автомобиля рядом нет.

— У вас достаточно мелочи?

— У меня карточка.

— Пользуйтесь монетами. Карточку уберите. Вы звонили Бирджит по карточке?

— Это неважно.

Вновь она позвонила без десяти десять.

— Моя подруга занята на операции, — объяснила она. — Операция затянулась. У меня есть другая подруга. Она готова принять нас в своем доме. Если боитесь, возьмите такси до «Эйтонса», а дальше доберетесь пешком.

— Я не боюсь. Осторожничаю.

«Господи, — думал он, записывая адрес, — мы еще не встретились, а я уже послал ей две дюжины роз, и мы говорим, как любовники».

* * *

Мотель он мог покинуть двумя путями: через переднюю дверь, выводящую на автостоянку, или заднюю, выходящую в коридор, через который, уже по другим коридорам, он мог попасть к регистрационной стойке. Погасив свет в номере, Джастин приник к окну, оглядывая автостоянку. Под полной луной машины поблескивали серебристым инеем. Из двадцати автомобилей только в одном сидели двое: женщина за рулем, мужчина — рядом. Они спорили. О розах? О прибыли? Женщина жестикулировала, мужчина качал головой. Вылез из кабины, что-то рявкнул (выругался?), захлопнул дверцу, сел в другой автомобиль, уехал. Женщина осталась на месте. В отчаянии всплеснула руками, потом ударила ими по рулевому колесу. Голова упала на руки, она зарыдала. Подавив абсурдное желание успокоить ее, Джастин коридорами прошел к регистрационной стойке и вызвал такси.

Дома располагались углом к улице, словно корабли, входящие в гавань. Двери находились выше уровня тротуара. Под пристальным взглядом большого серого кота, устроившегося на подоконнике в доме номер семь, Джастин поднялся по лестнице дома номер шесть и нажал на кнопку звонка. Он взял с собой все свои вещи: сумку через плечо, деньги и, несмотря на совет Лесли не делать этого, оба паспорта. За номер мотеля заплатил вперед. Так что при необходимости мог вернуться туда. Ночь выдалась ясной и морозной. У тротуара стояли автомобили, по тротуарам гулял только ветер. Дверь открыла высокая женщина.

— Вы — Питер.

— А вы — Лара?

— Естественно.

Она закрыла за ним дверь.

— За вами следили? — спросил он.

— Возможно. А за вами?

Они смотрели друг на друга, стоя прямо под люстрой. Бирджит не преувеличивала: перед ним стояла красавица. Не просто красавица, но и умница. А холодная отстраненность взгляда, поначалу заставившая его внутренне сжаться, указывала прежде всего на научный склад ума. Она изучала его, как изучала окружающий ее мир. Лара носила черное: брюки, длинный свитер, косметикой не пользовалась. Голос при непосредственном общении звучал еще печальнее, чем по телефону.

— Я очень сожалею о том, что произошло. Это ужасно. Для вас это был такой удар.

— Спасибо за теплые слова.

— Ее убила «Дипракса».

— Я в этом уверен. Пусть и не напрямую, но убила.

— Многие люди погибли от «Дипраксы».

— Но не всех их предал Марк Лорбир.

Сверху донесся гром телевизионных аплодисментов.

— Эми — моя подруга, — у нее выходило, что дружба — тяжелая болезнь. — Сейчас она работает регистратором в больнице Доуса. Но, к сожалению, подписала петицию, в которой выражается пожелание восстановить меня на работе, и является одним из основателей общества «Врачи Саскачевана за честность». Поэтому они только и ищут предлог, чтобы уволить ее.

Он уже собрался спросить, кто он для Эми, Куэйл или Аткинсон, когда сильный женский голос позвал их, а на верхней ступеньке лестницы появилась пара меховых шлепанцев.

— Приведи его наверх, Лара. Ему надо выпить.

Эми, среднего возраста, полная, принадлежала к тем серьезным женщинам, которым нравилось придавать себе легкомысленный вид. Она была в кимоно из алого шелка и большущих серьгах. Шлепанцы были украшены стеклянными глазами. А вот глаза Эми прятались в тени, а в уголках рта собрались морщинки боли.

— Людей, которые убили вашу жену, надо повесить, — сказала она. — Шотландское, бурбон, вино? Это Ральф.

Джастин и Лара поднялись в комнату с высоким потолком, с обшитыми сосной стенами. У дальней стены стоял бар. По гигантскому телевизору показывали хоккей. Ральф, старичок со всклоченными волосами и в домашнем халате, сидел в кресле, обитом кожзаменителем, положив ноги на стул. Услышав свои имя, он приветственно махнул рукой в почечных бляшках, но глаз от экрана не оторвал.

— Добро пожаловать в Саскачеван. Налейте себе что-нибудь выпить, — говорит он с центральноевропейским акцентом.

— Кто выигрывает? — из вежливости спросил Джастин.

— «Кэнекс».

— Ральф — адвокат, — пояснила Эми. — Не так ли, дорогой?

— Теперь уже скорее нет, чем да. Проклятый Паркинсон угягивает меня в могилу. Эти университетские деятели ведут себя как засранцы. Вы приехали из-за этого?

— По большей части.