Верный садовник

— Кокаин, — ответил Джастин, ненавязчиво оглядывая припаркованные автомобили. На паспортном контроле две женщины с подчеркнутым безразличием пропустили его. В багажном отделении двое мужчин со скучающими лицами интересовались кем угодно, но только не Джастином. За три машины от них мужчина и женщина застыли на первом сиденье бежевого «Форда», склонив головы вроде бы над картой. «В цивилизованной стране не скажешь, кто есть кто, — любил говорить инструктор курса основ безопасности при работе в зарубежных странах. — Наиболее оптимальный вариант — исходить из того, что шпионы всегда рядом».

— Можем ехать? — спросил Хэм, пристегнувшись.

Англия, как всегда, восхитила Джастина. Низкие лучи утреннего солнца скользили по схваченной морозцем сассекской пашне. Хэм вел машину в привычной ему манере, на скорости шестьдесят пять миль в час при разрешенных семидесяти, пристроившись в десяти ярдах за дымком выхлопа грузовика.

— Мэг шлет тебе наилучшие пожелания, — пробурчал Хэм, упомянув о своей беременной жене. — Раздувается, как пузырь. Я тоже. Скоро лопну, если не возьмусь за ум.

— Мне очень жаль, что так вышло, Хэм, — вздохнул Джастин, понимая, что тот скорбит о Тессе ничуть не меньше, чем он сам.

— Мне очень хочется, чтобы они нашли этого говнюка, вот и все! — взорвался Хэм несколько минут спустя. — А вздернув его, покидали в Темзу этих мерзавцев с Флит-стрит. Они того заслуживают. Мэг сейчас у ее чертовой матери, — добавил он.

Какое-то время они ехали молча, Хэм смотрел на выхлоп едущего впереди грузовика, Джастин — на незнакомую страну, интересы которой он представлял половину своей жизни. Бежевый «Форд» обогнал их, его заменил мотоциклист в черной коже. «В цивилизованной стране не скажешь, кто есть кто».

— Ты, между прочим, богат, — сообщил Хэм, когда поля уступили место окраинам. — Не то чтобы ты и раньше нуждался в деньгах, но теперь ты в них просто купаешься. Наследство ее отца, ее матери, семейный фонд, все твое. Плюс ты — единственное доверенное лицо, ведающее ее благотворительными программами. Она сказала, ты знаешь, что с ними надо делать.

— Сказала когда?

— За месяц до того, как потеряла ребенка. Хотела уладить все дела, на случай, если умрет в родах. А что мне оставалось, скажи на милость? — воскликнул Хэм, приняв молчание Джастина за упрек. — Она была моей клиенткой, Джастин. Я — ее адвокатом. Мне следовало отговорить ее? Позвонить тебе?

Не отрывая глаз от бокового зеркала, Джастин нашел успокаивающие слова.

— И Блюм — второй чертов душеприказчик, — голос Хэма звенел от негодования. — Скорее палач.

Юридическая фирма господ Хэммонда и Манцини располагалась в перегороженном металлическими воротами тупике, звался он Эли-Плейс, на двух верхних этажах одного из зданий. Их встретили забранные деревянными панелями стены с портретами умерших знаменитостей. Через два часа помещения фирмы наполнял бы негромкий гул голосов клерков, говорящих на двух языках, но в семь утра на Эли-Плейс царили тишина и покой. Лишь с десяток автомобилей стояли у тротуара да горела лампада в часовне Святой Этелдреды. Сгибаясь под тяжестью чемоданов, мужчины поднялись сначала на пятый этаж, где находился кабинет Хэма, потом на шестой, в его монастырскую квартиру-мансарду. В крошечной гостиной-столовой-кухне висела фотография куда более стройного Хэма, забивающего гол под рев трибун. В миниатюрной спальне, куда Джастин прошел, чтобы переодеться, фотография Хэма и его невесты Мэг, разрезающих трехъярусный свадебный торт под фанфары итальянских музыкантов в трико. А в совсем уж маленькой ванной, где Джастин принял душ, — написанная маслом картина с родовым домом Хэма в холоднющей Нортумбрии[38] на первом плане.

— Ветром с северного крыла снесло чертову крышу! — прокричал Хэм через кухонную стену, разбивая яйца и гремя сковородками. — С печными трубами, черепицей, флюгером, все подчистую. Мэг, к счастью, была у Розанн. Окажись она в огороде, ее бы раздавило.

Джастин включил горячую воду, отдернул руку, прямо-таки кипяток, добавил холодной воды.

— Только этого еще и не хватало.

— Она прислала мне эту экстраординарную маленькую книжицу на Рождество, — голос Хэма перекрыл шкварчание жарящегося бекона. — Не Мэг. Тесс. Она тебе показывала? Маленькую книжицу, которую прислала мне? На Рождество?

— Нет, Хэм. Насколько я помню, нет… — Не обнаружив шампуня, он воспользовался мылом.

— Какого-то индийского мистика. Рахми Какипуки. Ничего не напоминает? Фамилию я сейчас вспомню.

— Боюсь, что нет.

— Насчет того, что мы должны любить друг друга без преданности. Мне кажется, что все это чушь.

Ослепленный мылом, Джастин пробурчал что-то сочувственное.

— «Свобода, любовь и действие», так она называлась. Черт, чего она хотела от меня с этими свободой, любовью и действием? Я, в конце концов, женат. Вот-вот стану отцом. Плюс я — католик. Тесс тоже была католичкой, пока не открестилась от церкви. И напрасно.