Ему, царю иудейскому, великому Ироду, хотелось, чтоб его жизнь была как у римлян. Желание жгло изнутри. Пророк, позоря его упрёками, жёг снаружи.
Этот пророк вовсе распоясался! Он обличал пороки самого царя. Да, он любил пиршества, ему хотелось сделать своей жену брата, Иродиаду. Но разве другие не порочны?!
Почтенные иудеи качали головами.
Почему у язычников-римлян – власть, и сила, и вино, и женщины?! Они хозяева этой жизни. Ему хотелось быть таким же.
Почтенные иудеи цокали языками.
Почему им, немощным старикам, достаточно качать головами и цокать своими языками? Они не произносят ни слова, но они – хозяева жизни.
А кто же он, Ирод?
«Я – царь! Хозяин – я!»
Пророк в лохмотьях по имени Иоанн болтал о новом царстве. Царстве Небесном. К нему, которого прозвали Крестителем, шли толпы бродяг и он окунал этих несчастных в иорданскую жижу и они уходили с блаженными улыбками на беззубых устах. Почему у пророка всё так складно получалось, почему они добровольно подчинялись пророку, почему они становились счастливы?! К пророку сходились не только бродяги, пророка всюду сопровождали ученики.
Почтенные иудеи хранили молчание. В них были живы воспоминания о манне небесной. Будто они сами ходили в безводной пустыне за Моте (Моисеем). А Моте ходил за Облаком. Облако и было Бог. Когда у Моте случалась нужда, Моте просто заходил в Облако и возвращался с манной и давал её всем. Люди жадно ели манну – и прекращали ощущать голод и жажду, прекращали роптать и вновь шли за Моте. Моте тоже был пророком, он не был царём. Но у него было больше власти, чем у царя.
Но ведь царём, настоящим и единственным царем иудеев был он, великий Ирод.
Он тоже может накормить и напоить. Он богаче всех этих никчемных стариков.
Пир! Пусть будет пир!
Накануне он приказал, и привели пророка.
Он повелел – и пророк у него в клетке, его руки связаны. Облако в клетке. Смешно. Предтеча – пусть сможет вытечь из клетки, ха-ха! Он сам выпустит облако, когда будет его царская воля. После пира. Он не казнит пророка за мерзкую болтовню, пусть все оценят его, царёво, милосердие.
Но вначале пусть пророк скажет, откроет ему, великому царю Израиля, тайну. Вопросов накопилось много. Тайна святых манила. Почему Моше заходил в Облако и получал ответы на свои вопросы?!
Ирод уже несколько раз говорил с Крестителем, но из разговора ничего не вышло. Он ничего не понимал. Завеса оставалась опущенной.
Перед царём!
Вопросы летели, как камни в бездонный колодец, святая святых будто онемела. Ладно, пусть будет пир.
Пусть придут друзья. Они ли не предатели и не лицемеры.
Царь и подлые подданные будут есть, но останутся голодными. Он опять будет пить много вина, но во рту будет пекло.
Женщины, имена многих уже не вспомнить. Как завоеватель, настоящий римлянин, он входит в женщину, словно в павший к его ногам дворец, но выходит с пустым сердцем, словно вор из хижины бедняка.
Его усталое сердце гоняется за иллюзиями, будто за миражами. Его жизнь – пустыня.
Рано или поздно Предтеча подчинится, облако напоит пустыню.
Но вначале пир!
Возможность расслабиться, забыться.
– Пляши! Дай мне танец! – закричал царь иудейский.
Винные искры из кубка наполнили пещеры души. Тени недоверия и страха исчезли.
Настоящее заблистало. Его можно даже потрогать, как давно он хочет этот дворец, колышущий бедрами. Ведь римляне спят со своими дочерьми, а он – царь, ему сегодня нравится уже не Иродиада, а её дочь.
– Пляши и проси, что хочешь!
Она дала ему танец.
Затем послушно подбежала к матери. Иродиада, ненавидящая Ирода за его измены, своеволие и пьянство, дышащая ядом в сторону Иоанна за его правду, изобличающую её блуд, что-то шепнула в ухо дочери.
– Теперь дай мне голову на блюде. Голову Крестителя, царь! – Желанная танцовщица назвала свою цену!
Откуда взялось это блюдо? Зачем?
Царь сказал: проси, что хочешь. Царь сказал – царь сделал…
Голова Иоанна Предтечи лежит на блюде.
Запах свежей крови. Мутит. Вина!
Как не помнить всегда? Вина!
Навсегда, как веки пророка, упал занавес.
Навсегда закрылась тайна святых для Ирода.
Царь ли сказал?
Царь сделал!