30 ноября 1939 г. началась советско-финская война, которая резко усилила антисоветский настрой в Японии. 8 декабря из резидентуры под прикрытием посольства СССР в Токио пришла телеграмма: «В декабре месяце заметно усилился антисоветский тон японской печати. Распространяется клевета об агрессивных действиях СССР против Финляндии и что прекратить эту агрессию могут только САСШ (Северо-Американские Соединенные Штаты.
Все больше появляется высказываний о том, что серьезное сближение Японии с СССР невозможно. Пресса заявляет, что САСШ проявляет осмотрительность [к] ведущимся переговорам между СССР и Японией и не заинтересована в благоприятном исходе их.
Крылов».
Под псевдонимом Крылов скрывался секретарь военного атташе при полпредстве СССР в Японии В.И. Белокуров[162]
.1.3. «Рамзай и Фриц решительно настаивают на замене в ближайшее время»
(
В начале 1939 года прежняя установка Центра, запрещающая «расширение клиентуры» «Рамзая» полностью аннулируется.
В январе 1939 года Зорге сообщает о намечающейся связи Мияги со старым приятелем Косиро Ёсинобу — капралом-резервистом, возвратившимся на острова после службы в Квантунской армии. В ответ следует телеграмма Центра, в которой санкционируется вербовка этого «приятеля» и, кроме того, предлагает завербовать 1–2 японских офицеров:
«МЕМО. От ЦЕНТРА — РАМЗАЮ № 64 от 24.1.39.
Говорится о вербовке 1–2 японских офицеров для освещения вопросов по японской армии и ценности привлечения на работу приятеля ДЖО. Вербовка под видом Германии или другой страны».
Такого рода задание характеризовало решительность замыслов его автора, но, к сожалению, не опиралось на учет реальных возможностей «Рамзая» и специфики внутренней обстановки в Японии. Если в 1936 году и был разговор об изучении японских офицеров-фашистов, как возможных объектов вербовки, то после февральских событий 1936 года «Рамзаю» было категорически приказано ограничить всякие новые связи и концентрировать внимание лишь на использовании сотрудников германского посольства, как важнейшего канала получения информации.
Задание по вербовке японских офицеров «под видом работы на Германию», поставленное центром «Рамзаю» в 1939 году в форме безоговорочного и настойчивого требования, являлось, прежде всего, лишним подтверждением того, что руководство Центра недооценивало основные и важнейшие возможности резидентуры (связи «Рамзая» в германском посольстве и «Отто» — в японских правительственных кругах) и готово было поставить под угрозу все приобретения резидентуры, требуя проведения рискованной, не подготовленной вербовки офицеров.
Не вполне понятен сам по себе замысел Центра, цель, которая преследовалась этой вербовкой.
Если имелись в виду офицеры японских строевых частей — для освещения вопросов реорганизации, перевооружения войск, дислокации и т. п., — то эти задачи, в значительной мере посильные для аппарата германского ВАТа (которые и освещались Зорге), — не оправдывали серьезный риск, связанный с вербовкой.
Если же речь шла о приобретении источников в японских центральных военных органах (Генштаб, Военное министерство) — для освещения, в первую очередь, планов нападения на Советский Союз, — то и эти задачи в определенной степени решались через аппарат ВАТ Германии, а также через связи «Отто». Непонятно и даже несерьезно выглядело требование о вербовке именно 2-х-3-х офицеров. Вербовка хотя бы одного ответственного сотрудника Генштаба была бы большой удачей.
Но эта нелегкая задача требовала серьезной, продуманной подготовки, изучения людей, изыскания путей подхода к намеченному объекту, и, конечно, не могла быть выполнена «срочно», «во что бы то ни стало» по первому требованию Центра.
В условиях же обстановки в Японии в 1939 году возможность вербовки офицеров была вообще более, чем сомнительная.
Требование «о вербовке 1–2 японских офицеров» не могло не поставить «Рамзая» перед чрезвычайно трудной задачей. Во-первых, подобная вербовка не была подготовлена предварительными связями, сближением и тщательным изучением офицерства для отбора возможных кандидатов. Во-вторых, сама внутриполитическая обстановка в Японии отнюдь не обещала успеха в осуществлении этого замысла.
Настороженно недоверчивое отношение к иностранцам, вообще характерное для определенных кругов японского населения, особенно возросло в последние предвоенные годы. В наибольшей степени это относилось именно к военным кругам. В целях максимального обеспечения сохранения военной тайны, военным командованием был издан приказ, запрещающий японским офицерам не только знакомства, но и вообще какое-либо общение с иностранцами, не исключая и «дружественных» немцев. Препятствием являлось и то, что далеко не все японские офицеры владели немецким или английским языками.