— Я и так тихо говорю. Но вот про «забаву» — не согласен. Это все давно уже перестало быть забавным. Все серьезно. Я, признаться, люблю настоящее больше, чем придуманное. И тут — на тебе: все кругом — сплошной эрзац!
— Ты просто надергал случайных примеров и демонизировал их.
—
— Что ж, если ты еще и религию сюда хочешь приплести…
— Я не приплетаю религию! Да посмотри же ты хотя бы на себя! Гарри Джессап почти кричал. — На тебе — спортивная куртка, но сам ты — спортсмен? Нет. Посмотри на эти перламутровые пуговицы. Они что, из настоящего перламутра сделаны? Нет, конечно же. Эти золотые часы — в них хоть грамм золота наберется? Этот полосатый галстук полкового стиля[2]
— ты, надо полагать, из Колдстримского полка[3] вышел? Ведь нет же! Снова нет! Ты — просто агент продаж! Заполняешь поддельные налоговые декларации для поддельных предпринимателей, которые кладут деньги на фиктивные счета…— Гарри, ты кричал! — в комнату вошла Мардж. — Что не так?
— Всё. — Он подошел к ней и стал тыкать в нее пальцем, не сводя при том глаз с Эда Майерса. — Посмотри на нее: вьющиеся светлые волосы. Знаешь, почему они такие? Обесцвечены и завиты. Передние зубы у нее вставные. Белье — утягивающее, чтобы не выдать истинные формы. Я женат на ней почти год — и клянусь, никогда не видел ее настоящего лица. Слишком много косметики. Штукатурка и лживые манеры — в этом вся она!
По щекам Мардж потекли слезы.
— Ты видишь? — всхлипнула она. — Я об этом и говорила! Он таким раньше не был! За одну ночь изменился!
Эд Майерс больше не улыбался. Он серьезно кивнул.
— Может, мы должны обратиться к специалисту…
— Погодите минутку! — воззвал Гарри. — Вы что, думаете — я чокнулся? Вы думаете, у меня совсем крыша поехала.
Майерс пожал плечами, ничего в ответ не сказав.
— Хорошо. — Гарри, сделав над собой усилие, понизил голос. — Отлично. Тогда, наверное, стоит рассказать вам обо всем остальном.
— Остальном? — Мардж перестала всхлипывать. Эд Майерс подался вперед.
— Да. Я никогда раньше не говорил об этом — впервые услышав, подумал, что это чушь. Теперь я уже не так уверен.
— И о чем ты услышал? — спросил Майерс.
— О бомбежках. — Гарри сделал глубокий вдох. — В прошлом году и слышал. В командировке за границей. Никто не знал, откуда этот слух взялся. Но все мы слышали. Говорили, что русские подвергли бомбардировке Штаты. Жестоко по нам прошлись. Но все как-то замяли. Это одна версия. А была еще другая. По ней, наши ученые разработали какой-то новый вид бомбы. Они испытали ее — но учения вышли из-под контроля. Пошла сильная цепная реакция, и вся эта чертова страна взлетела на воздух!
— Специалисты… — начал снова Майерс.
— Погодите. Дайте мне закончить. После — можете звонить специалистам сколько угодно. Вообще, нам сейчас позарез нужен специалист — специалист по правде! Может, хоть он сможет дать ответ!
Мардж подошла к Гарри и положила руку ему на плечо.
— Послушай меня, дорогой, ты хочешь сказать, что всю страну разрушили, пока ты был в командировке?
— Я не знаю, — пробормотал он. — Не знаю, что хочу донести до вас. До себя.
— Будь умницей, Гарри! Подумай немного. Ты же здесь, с нами? И мы с тобой. Мы — в нашей стране. Если она была уничтожена, где же руины? Следы взрывов?
— Их нет. Но почему-то все настоящее пропало, остались одни фальшивки. Нельзя уничтожить то, чего на самом деле нет.
Эд Майерс встал, многозначительно взглянув на Мардж.
— Я пошел звонить, — сообщил он.
Мардж взмахнула рукой:
— Нет! Подожди. Пока — не надо. Пусть он выговорится. Пусть объяснит.
— Спасибо, — поблагодарил ее Гарри. — Знаете, видеть — это еще не все. Говорят, едва родившись, человек видит мир совсем по-другому. Гляньте на стол. Только мы его так видим. А на самом деле это триллион и триллиард маленьких частиц, постоянно искажаемых пространством. Все наши чувства нас дурят — и обоняние, и слух, все. Есть люди, которые видят галлюцинации…
— А, ну вот и полная клиническая картина, — вздохнул Майерс.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала Мардж.
— …так что, может быть, никто из нас никогда и не видел реального мира, — продолжал Гарри. — Мы просто условились, что есть вещи настоящие, а есть те, которые вроде как не существуют, потому что мы их видеть не можем. Мы выстроили это соглашение по свидетельствам наших чувств; если что-то видит большинство, то это — правда. Понимаешь, Мардж?
— Да, — сказала та. — Но разве это не доказывает, что мир вещей реален?