Вероятность полёта

Оставался только один путь к спасению — быстрее проникнуться сознанием вороньего полета и улететь навсегда. Толпа все увеличивалась, обсуждалось, каким путем я мог попасть в птичье гнездо и как меня теперь снимать с дерева. Предлагали меня по снятии арестовать и отправить куда надо. Дворник-узбек видел в моих поступках только хулиганство, незлобливая лифтерша из третьего подъезда — сумасшествие, большинство жильцов — и то и другое одновременно. Однако интересно, что ни Лидочка, ни даже полицейский не попытались со мной вступить в прямой контакт. Все точно забыли, что я все же был человеком, что обнадеживало. Это обстоятельство я приписывал своему постепенному перевоплощению в птицу. Значит, я уже даже в их представлении не совсем человек, а уже перешагнул некую черту, был за гранью. Я чувствовал, что воронья способность к полету скоро во мне проснется и я смогу от всех улететь, куда захочу, насовсем.

— Как же… он у меня в квартире прописан! — вдруг сказала в полной тишине Лидочка, размазывая по щеке черную от туши слезу.

Полицейский опять что-то записал, о чем-то тихо снова спросил Лидочку. Тут она вдруг забыла свои слезы, положила руку на бедро, приосанилась и произнесла с каким-то неуместным воодушевлением:

— Так он же сказал, что любит меня! Он же в любви мне признался!

И все жильцы, и даже незлобливая лифтерша согласно загалдели, закивали. Поднялся возмущенный ропот. Все опять задрали вверх головы, выискивая меня наверху.

— Эх, гражданочка! Какая же это любовь! Смотрите, куда он от вас залез! Да еще машину вашу разбил!

Дальше полицейский, не давая Лидочке ответить, поинтересовался, не пропало ли из дома что-нибудь. Та ответила, что все на месте, только нет бутылки коньяка и рыжего кота, которого я, по ее словам, в гнезде удерживаю насильно. Я стал понимать, что, если не успею улететь, пойду по статьям — всех не перечесть. Обстоятельства складывались не в мою пользу. А Лидочкин кот сидел как ни в чем не бывало в гнезде и, не обращая на меня внимания, умывался.

— Давай, иди отсюда! — прошипел я ему и подпихнул ногой.

Он вспрыгнул на край гнезда, на котором давеча сидел ворон, обернулся, прощально сверкнув зеленым глазом, и пошел-пошел, довольно ловко цепляясь когтями за ветку, несмотря на вчерашний перебор с алкоголем, потом легко запрыгнул в форточку Лидочкиного окна и исчез за темнотой стекла. Маневр кота не остался незамеченным. Лифтерша из третьего подъезда погрозила мне снизу пальцем, сказав, что все равно это мне даром не пройдет. Полицейский проводил кота взглядом и стал инструктировать Лидочку, что ей делать, если я вдруг спущусь с дерева.

— На свою жилплощадь его больше не пускайте! Не верьте, если будет говорить, что любит. Звоните мне. Под этими его действиями могут скрываться преступные намерения. Занял же он чужое гнездо. Согнал с дерева законных владельцев и с вами так же может поступить.

Перед тем как уйти, он написал Лидочке свой телефон и сказал, что снимать меня с дерева приедет МЧС. Жильцы еще какое-то время погалдели, посудачили, но потом им надоело и они разошлись.