Вероятность выживания

Страж, стоя на камне, внимательно наблюдал за сброшенным им в воду вторгнувшимся элементом. Его органы получения информации, значительно более совершенные, чем у людей, отметили остановку сердца через две гектосекунды после погружения тела ниже уровня воды. Ещё через три гектосекунды после остановки сердца, страж отметил смерть мозга. Тело к тому времени погрузилось на четырёхметровую глубину и легло на метровый слой скелетов своих предшественников, окружающий холм со всех сторон. Ещё через две гектосекунды страж зафиксировал отделение души от тела. Поднявшись в воздух и пролетев до места утопления, вестник смерти схватил душу при помощи силовых полей и полетел вверх, к ближайшим вратам через барьер. В его задачи, поставленные перед ним несколько десятков гигасекунд назад и с тех пор неукоснительно соблюдаемые, не входило ничего, кроме розыска проникшей непредусмотренным способом в ключевой мир души, освобождения и выдворения этой, попавшей не через врата, души сквозь барьер.

Вскоре тучи добрались до холма. Хлынул дождь, смывая в болото все следы пребывания человека. Остались только камни, омытые каплями дождя цветы и неизвестно куда попрятавшиеся бабочки.

Глава 1

Я сидел в своей комнате перед зеркалом, уставившись в свое отражение. Не то чтобы я любил смотреть на себя, или мне нравилась своя внешность, просто нужно было удостовериться, что "маскировка ауры" наложилась так, как задумывалось. Да и смотрел я не на себя, а на пространство вокруг себя.

— Ладно, сойдёт и так, — поморщившись, произнес вслух, кто меня здесь услышит, в комнате кроме меня никого, — всё равно атрибуты от чтецов ауры не скрыть.

Взглянув после этого себе в глаза, я слегка прищурился. Самая обычная внешность для юнца, которому лишь недавно исполнилось шестнадцать. А вот глаза выдавали истинный возраст, тот самый, который измеряется не годами, а прожитыми событиями. Я криво ухмыльнулся, и впечатление мудрости исчезло.

— Молодой господин, спускайтесь к завтраку, — раздался голос за дверью с одновременным стуком. Судя по голосу, это была Беата, молодая служанка, только недавно устроившаяся на работу в дом Болдоров.

— Буду через пару минут, — крикнул я, поднимаясь. Не хотелось заставлять мать с дядей ждать, напрашиваясь на очередные нотации. Хотя, почему-то была уверенность, что нравоучения всё равно будут, опоздаю я или нет. События моей жизни, после недолгого затишья, вновь начинали ускоряться, и вскоре понесутся, как снежный ком с горы.

Спустившись к столу, я пожелал доброго утра уже сидящим за столом Килике Болдор, своей матери, и её брату Санлису. Тот, как обычно, только зыркнул на меня, недовольный тем фактом, что я в принципе существую, неприязнь, повисшую между нами, казалось, можно нарезать ножом на дольки и расфасовать в мешочки. Мать же, холодно пожелав мне доброго утра в ответ, пригубила дурман из бокала, уставившись на висящую на стене картину. Я, не обращая никакого внимания на, казалось бы, вопиющее поведение невольных пленников одного стола, сел и приступил к тому, зачем сюда и пришел, к поглощению питательных веществ. К подобному радушию я уже успел привыкнуть, меня бы удивило, если мои родственнички начали вести себя нормально. К матери я, после случившегося три года назад, никаких родственных чувств не испытывал, как отрезало. После того, как в нашем доме появился её брат, который сразу же начал относиться ко мне так, будто ненавидел сам факт моего существования, мать под его влиянием начала всё больше отдаляться от меня, а в последние несколько недель я её без бокала в руках не видел. Догадки о том, что мой дядя приложил к этому руку, в последнее время переросли в уверенность. Впрочем, это была далеко не самая главная моя проблема.

— Лордин, сынок, завтра приедет рекрутор из Цитадели, он посмотрит на твои магические способности, — внезапно промолвила мать, по-прежнему избегая смотреть на меня.

— Сколько раз мне тебя просить, зови меня Дин, мне не нравится моё полное имя, — проворчал я с набитым ртом, не желая останавливать процесс жевания, ведь это влекло за собой увеличение времени за столом, проведенное в столь неприятной компании.

— Как ты смеешь так разговаривать с матерью, мелкий ублюдок?! Немедленно извинись! — дядя, как всегда, открывал рот лишь для того, чтобы извергнуть из себя очередные неприятные слова в мой адрес.

— Сан, не надо, — поморщилась Килика, — это же твой племянник, относись к нему, как ко мне.

— К этому мелкому уродцу?! Да скорее моя собака летать научится! — фразу про собаку дядя каждый раз вставлял вместо почему-то избегаемого "никогда". Всем живущим в этом доме было известно, что собаки у него нет и никогда не было.