Вероятности. Разящий крест

– Правильно, – пробасил Борис. – Вот ты биолог, а не знаешь такую простую вещь, что природа не какой-то там механик, пытающийся из миллиардов гаек и болтов выбрать подходящие друг к другу, последовательно вынимая из кучи одну деталь за другой. Ты не думал, что природа по-другому действует? Можешь не отвечать. Не думал. Так вот, в так называемом первичном бульоне не происходил последовательный перебор вариантов в каком-то конкретном месте. Вся планета была котлом, где каждую секунду в каждой точке трёхмерного пространства (то есть не только на поверхности, но и в глубине бульона) протекали разнообразные химические реакции. Понимаешь, о чём я? Можешь не отвечать. И вот при таком количестве процессов в единицу времени вероятность возникновения нуклеотида более чем вероятно. От него всего шажок до нуклеиновой кислоты, от неё до РНК – полшажка, а от РНК до ДНК – вообще идти нечего! Природа не антропоморфна, она не ставила цели создать клетку, лягушонка или человечка. Эволюция работала по схеме «что получится». Мы, грубо говоря, случайность. И вот если смотреть с этой точки зрения, то вероятность возникновения жизни естественным путём – просто огромна.

– Вы забываете про второй закон термодинамики, – напомнил Савва. – Любая система, предоставленная сама себе, всегда стремится к увеличению энтропии, то есть беспорядка. Это один из основных законов физики, базис, можно сказать. А вы утверждаете наоборот – что система будет стремиться к самоорганизации, что в ней будут идти процессы синтеза, а не распада. Или у вас и законы природы какие-то другие?

– Хорошо ж ты, Савка, физику учил в школе! – подал голос Гущин. – Ты домой-то приди и загляни в учебник. Там что написано? Закон справедлив лишь для изолированных систем. А Земля уж никак к ним не относится. Взять хотя бы энергию Солнца, которую наша планета постоянно получает и часть её испускает обратно в космос. И живые системы тоже не изолированные, они тоже обмениваются энергией с внешней средой. Более того, неравновесные открытые системы, наоборот, склонны к самоорганизации. Это доказано уже. И давно, между прочим.

– Имеешь ещё какие-нибудь аргументы, Савва? – спросил Мотылёв. – Можешь не отвечать. Вижу, что закончились. И что теперь? Тебе хватило доказательств?

– Нет, не хватило, – стиснув зубы, ответил Васильев. – Это всё так, теории. На практике ничего они не доказывают. Где успешные эксперименты по самосборке клетки? Хотя бы клетки!

– А где взять лабораторию, размером с Землю? – перебил Данила. – Ты хоть думай: то, что могло случиться в первичном бульоне в масштабах целой планеты, может ли случиться в маленькой колбе? Какова вероятность? Да никакой!

– Вот и получается, что доказательств-то у вас никаких. Одни разговоры.

– Повторяю, – вздохнул Борис. – Доказательства должны предоставлять утверждающие существование чего-либо, а не их противники. Разницу видишь?

– Вижу, – буркнул Савва. – Фактов у меня нет. Да и ваши доводы убедительны. Хотя бы и в плане чистых спекуляций. Всё, конечно, разумно, логично. И я это понимаю. Но вот где-то в глубине души чувствую, что бог есть… Как вам объяснить? У меня стойкое ощущение необходимости его существования.

– Как, собственно, и у всех верующих, – усмехнулся Гущин, – что не могут расстаться с идеей высшего «папаши», который всё за них решит, во всём поможет, а когда надо и накажет. С удобной идеей безответственности за свои поступки. Хорошо, конечно, когда некто отвечает за всё, а мы только «пешки», движимые его невидимой рукой! Получилось что-то – бог помог, не вышло – бес помешал. Очень выгодная позиция!

– Ты, Мишка, не прав, – Савва встал с дивана и подошёл ближе к бывшему однокласснику, сидящему на подоконнике. – Каждый верующий отвечает за свои поступки. Отвечает перед богом. А это очень большая ответственность. И не из страха за свою жизнь или душу. Верующий глубоко признателен богу за то, что он нас создал, дал нам возможность жить здесь. Мы уважаем бога за его безграничные возможности, любовь к нам и справедливость. А потому провиниться перед ним – самое страшное, самое позорное дело. Да, я верю в бога, хотя разумом понимаю, что существование его практически невозможно. Я верю, потому что мне это необходимо, это часть меня, часть моей жизни. Я пытаюсь как-то примирить разум и чувства, выстроить некое подобие складной теории. Для себя, для своего спокойствия, чтоб мозг мой не разорвался просто в один прекрасный день! Я будто через речку по мокрым камням прыгаю. И вот нашёл более-менее широкий камень, на котором могу встать двумя ногами, не поскользнуться и не упасть. Хоть некоторое время, хоть чуть чуть. И я не готов пока прыгать дальше. Ясно?

– Пойду я чайник поставлю, – спрыгнул с подоконника Гущин и вышел из комнаты.

Савва в тишине вернулся на диван, но, не просидев и нескольких секунд, поднялся и тоже покинул комнату.