Вероятности. Разящий крест

Савва вошёл в комнату с только что вскипевшим чайником в руке. Сегодня у Потапа собралось не так много народа – всего шестеро: они с Катей и Данилой да ещё пара человек, не очень знакомых Савве. Мест, где можно удобно расположиться, было достаточно, однако пока Васильев ходил за кипятком на диван рядом с Катей примостился Данила и, наклонив голову, внимательно слушал, что тихо рассказывала ему Пантелеева.

Заметив друга, Гусельников тут же пересел на стул, взял кружку и отхлебнул уже остывшего чая. Савва поставил чайник и спросил у Кати:

– О чём это вы тут беседовали тихонько?

– Ни о чём компрометирующем, не беспокойся, – улыбнулась ему Катя.

– Друзья, – обратился ко всем собравшимся Данила, – вас никогда не посещала мысль, что верующие не желают расставаться с идеей бога, боясь потерять свою исключительность? Они полагают, что, будучи сотворёнными самолично богом по его образу и подобию, приобретают право быть выше других животных, и гордятся своим происхождением. А если из их картины мира бог выпадет, то и гордиться станет нечем. Они будут словно остальные жалкие зверушки, чего совсем не хочется. Но верующие на самом деле не представляют, что и без бога есть, чем гордиться.

– Ну-ну, Гусляр, потешь наше самосознанье, – хмыкнул один из гостей.

– Ещё Дарвин говорил: «Когда я представляю, что все существа – это прямые потомки немногих существ докембрийской эпохи, они облагораживаются в моих глазах». Сильно сказано, да? А теперь представьте, что каждый из нас – это звено бесконечной цепочки наших предков, которая тянется через векa до самого первого организма, первой клетки. Ни один из предков не был уничтожен вирусом, не раздавлен динозавром, не съеден хищником, не погиб на войне! Миллионы существ вокруг умирали, не оставляя потомства, а наши предки умудрились продолжить род. Это просто непостижимо, если окинуть мысленным взором всю цепочку! Как можно этим не гордиться?! А верующие выдумывают искусственную причину.

Даже в твоей системе мира, – обратился Данила к Савве, – когда эволюция дошла до человека, бог вложил в него душу. И только в этом оказалась его исключительность. Не так что ли? Но ведь мы с тобой и так исключительны без этой нелепой надстройки. И каждый человек, живущий сейчас, тоже. В нас – можно сказать, лучшие гены нашего вида, гены тех, кто победил в естественном отборе, выиграл в борьбе за существование. Мы – неимоверно сложно устроенные потомки той первой РНК, что научилась реплицироваться, потомки того коацервата, что смог размножиться! Это ли не великая вещь?!

– Да я с тобой не спорю, Данила, – ответил Савва. – Всё так. Но, согласись, тяжело ощущать на себе такой груз прошлых поколений? Сразу чувствуешь, что чем-то им обязан, да?

– А ты хочешь без обязательств жить? Обрубить концы и с чистого листа? Так легче, конечно, но природа-то устроена по-другому: любое существо рождается, чтобы либо умереть, либо размножиться и умереть. Это жёстко и даже как-то унизительно, но другого не дано. А все наши метания тут, в том числе и придание себе исключительности с помощью религии, – наши выдумки для скрашивания бытия. Понимаю, что принять это трудно и совсем не хочется, но это и есть реальность.

– Блин, Данила, ты загнался, – вставил один из гостей. – Где цель жизни? Я её пытаюсь найти постоянно, а ты мне тут про родить и умереть. Я не согласен. Мне цель нужна.

– Цель – она для здесь и сейчас. У каждого своя. Та, которую он себе придумает. Все мы играем в игры всю жизнь и ставим себе цели в соответствии с правилами этих игр. Ничего более. И никакого возвышенного смысла жизни, кроме того, что я уже озвучил.

– И тебе хочется жить в таком мире? – спросила Катя. – Размножиться и сдохнуть?

– Всё – прах, Кать. Охвати все миллиарды лет эволюции до нас и те столетия, что будут потом: что твой личный выдуманный смысл жизни по сравнению с ЭТИМ?! Ты знаешь, в чём был смысл жизни какого-нибудь Петрушки из пятнадцатого века? Или даже ныне здравствующих бобров из Графского заповедника? И о твоём никто не узнает. Истории планеты Земля, а уж тем более Вселенной, наплевать на него. Главное – поддержание существования вида, популяции. И то, что мы непосредственно участвуем в этом процессе, что наши предки не подохли бездетными, уже даёт повод гордиться – мы пишем историю. И можем сделать многое для дальнейшего выживания вида.

– Я не кролик, – ответила Пантелеева. – И не коллективистка. Выживание популяции в целом меня мало интересует. Меня больше интересует моя жизнь и весь этот бардак вокруг, с которым надо что-то делать.

– Так это и есть тот процесс, о котором я говорю! Думая об улучшении своей жизни и избавлении от бардака, ты борешься за выживание вида. Это ж просто! Вообще все наши действия в мире способствуют в той или иной степени либо уничтожению, либо выживанию популяции. Только мы обычно об этом не думаем.

Потап схватился обеими руками за голову:

– Данила, кончай. У меня сейчас голова взорвётся от твоих умозаключений. Это ж, блин, вообще! Ночью такое нельзя рассказывать. Картина мира рушится просто.