Периодически к нему подходят только что прибывшие гости, поздравляют, суют конверты. Как я поняла, в его кругу вместо подарков принято вручать конверты с деньгами. Саня выглядел напряженным, тяжело вздыхал, нога дергалась под столом ровно до того момента, пока к нашему столику не подошел владелец клуба. Они отошли за перегородку, и до меня донеслись обрывки их разговора, из которого я сделала вывод, что в качестве подарка клуб уполовинит счет за мероприятие. Вернулся брат уже совершенно в другом настроении, на лице сияла улыбка. Он кому-то послал короткое сообщение «Спасибо, бро!» и тут же получил ответ «Оторвись по полной». Может, это от Руссо?
После моего выступления атмосфера в зале заметно потеплела. Музыка еле перекрывала гул голосов. Громче всех общались байкеры. Три раза Олег посылал через официанта десерты. Стол уже завален, мы еще не доели предыдущий заказ, а нам принесли новую порцию красиво оформленных фруктов.
Я упрямо продолжаю учить текст песни. Что-то мне подсказывает: нужно довести дело до конца.
Через час мы с девчонками уже порядком навеселе идем в туалет. Подруги хохочут над очередной шуткой Софы, а я блуждаю глазами по клубу. Ожидание становится невыносимым. Снова начинаю сомневаться. А здесь ли Руссо? Может, уже ушел? Софа улавливает мое настроение как барометр.
– Синеглазка опять заскучала, – вещает она Анне пьяным голосом и, глядя на меня, добавляет: – Не дрейфь, мы его сегодня из-под земли достанем.
Софа открывает дверь мужского туалета, сталкивается с Олегом и говорит:
– Упс, а я думала, «М» – это Мадамский!
Тот смеется и просит больше ей не наливать.
– Я свою меру знаю, упала – значит хватит! – Софа поворачивается к нам и спрашивает: – Я падала?
Мы с Анной как пловчихи-синхронистки мотаем головами.
– Значит, продолжаем пить!
Она ныряет в мужской туалет, а мы заходим в женский и разбегаемся по кабинкам. Через пять минут возвращаемся в зал, следом спешит Софа. Сани нигде нет. Не успеваем сесть за столик, как Софа меня уверяет:
– Официант относил Руссо две порции односолодового виски в кабинет владельца.
На душе потеплело, он здесь! Как же мне быть? Пойти к нему и поговорить? А если он там не один? У него переговоры, а я заявлюсь со своими извинениями, как бывший парень на свадьбу?
Печатаю ему сообщение:
Он не заставил себя ждать и тут же ответил:
Ох! Как же больно читать такое сообщение. Но я сама виновата.
Проходит пять минут, Руссо не отвечает. Я извелась. Отстукивала ногой ритм очередного «музыкального шедевра», доносившегося со сцены, и теребила волосы. Наверное, моя прическа сейчас как взрыв на макаронной фабрике.
Его молчание сводит с ума. Я готова разрыдаться прямо здесь. Подруги понимают, что я затеяла с ним переписку. Анна подбадривает меня. Прошло еще пять минут. Я искусала себе губы. Больше не верчу головой, смотрю перед собой в одну точку. Неужели это все? В голове зудит навязчивая мысль, что мне никто, кроме Руссо, не нужен. Как мне жить без него?
Не могу больше сдерживаться и убегаю в туалет поплакать. Но мне помешали две брюнетки, застывшие с помадой в руках перед зеркалом. Забегаю в кабинку и пытаюсь подавить слезы.
Со сцены доносится необычный бархатистый мужской голос с хрипотцой.
– Ах! – восклицает одна из брюнеток. – Это Руссо! Узнаю его голос!
– Ха-ха! Скажешь тоже! Руссо не будет петь в караоке.
– Он пел раньше в группе… давно… говорю тебе, это он.
– Чего это он так расчувствовался?
– Да леший его знает, может, не трахался давно?
Брюнетки дружно хохочут. По дальнейшим репликам понимаю, что обе не раз посещали его квартиру. Сжимаю кулаки. Мне больно и обидно.
Вспоминаю слова Кобры про выработку иммунитета и выхожу из кабинки.
– Ты сестра Курта? – спрашивает одна из брюнеток, пока я мою руки.
Балда Ивановна! Он ведь сказал об этом во всеуслышание!
– Да! – резко бросаю я и как бы между прочим добавляю: – А для тех, кто еще не в курсе, я – девушка Руссо!
Надолго запомню выражение их лиц – шок в тысячной степени!
***
Возвращаюсь в зал и застываю на месте. Так и есть! Это Руссо! Сидит на сцене в солнцезащитных очках. Микрофон держит как заправский певец. Не знаю, настанет ли день, когда он перестанет меня удивлять. Сегодня он открылся еще с одной стороны: идеальный слух и чувство ритма. Звучит песня Леонарда Коэна «A Thousand Kisses Deep»1
. Голос пронизан такой грустью и отчаянием, что слезы прорываются как вода при бурении скважины. Зачем я накрасилась, ведь знала, что буду плакать. Я всегда при нем плачу.