— Мне не все равно! И ей было бы не все равно! — уже спокойнее закончил Драгон. — Я знаю — те обвинения, которые выдвинули против нее, ужасны. Но я не сомневаюсь, что она была невиновна…
Один поднялся, с трудом удержавшись, чтобы не отшвырнуть стул.
— Так считаешь ты, а не стражи и суд, — возразил он. Фрейдо не испугался тяжелого взгляда настоятеля, не отвел глаз. — Если ты поднимешь это дело, то подумай о резонансе, которое оно вызовет. Ты настоятель Академии, ты пример для других. Тебе простили незаконнорожденную дочь, простили нарушенные клятвы. Но лимит всепрощения исчерпан. Если ты заявишь, что Василиса была невиновна, этого тебе не простят. Ванды быстро вспомнят подробности той истории. Ведь тогда многое умолчали ради сенатора Мелари. Но противники твоего назначения и твоей политики с удовольствием используют шанс, который ты им дашь. Престиж Академии будет подорван…
— Престиж Академии, — повторил тельдераск, усмехнувшись. — Это все что тебя волнует? — горько спросил он.
— Я заместитель директора Академии! Я всю жизнь посвятил этой школе…Ты хоть можешь представить какую работу мне пришлось провести, чтобы количество студентов из трех королевств было равным? Чтобы хотя бы в школе отношение к валиям изменилось? — Фрейдо навис над столом. — А ты Драгон, о чем волнуешься ты? Может о Веронике? Если так, то подумай, что будет с ней, когда она узнает правду. Когда все в этой школе узнают полную версию событий, а не урезанную. Готрик Мелари в прошлый раз лишился своего звания сенатора. После приговора он превратился в старика и так и не отошел за эти годы…Ты возглавляешь Академию, общаешься с дочерью, неужели ты готов всем рискнуть ради призрачной надежды перезахоронить тело Василисы. Зачем?
Костер хранил молчание. Он не любил споры. К тому же чувствовал, что каждый из друзей прав.
— Ваш спор ситуацию не изменит, — сохраняя спокойствие, заметил он. — Что касается твоего запроса Драгон. Сенат ответит отказом. Им незачем ворошить прошлое. Василису судил высший трибунал, а лучшее доказательство ее вины — это побег…Но, ведь можно и не обращаться в Сенат. Мы можем тайно перевезти ее тело в Мессорию. Никто и не узнает, что ее перезахоронили.
— Это нарушение закона! — буркнул Фрейдо, но уже гораздо спокойнее.
Тельдераск покачал головой.
— Дело не в погребение. Я хочу, чтобы Сенат поднял дело и пересмотрел его.
Один Фрейдо помнил тот день, когда узнал об аресте Василисы. Обвинения, предъявленные ей, были серьезны — измена и убийство. Поверил ли он? Сложный вопрос. Несколько лет дружбы твердили — нет, это неправда, а доказательства говорили да. Заседания проходили при закрытых дверях, дань уважения сенатору Мелари. Вердикт был однозначен — виновна. Наказание смертная казнь.
Костер тоже окунулся в воспоминания. В школьные годы он, Василиса и Один были не разлей вода. Потом их дороги разошлись. Вася окунулась во внешнюю политику, она стремительно делала карьеру, носилась по всей Мессории, пытаясь доказать деду, что может добиться высот без его помощи. Один застрял в Академии. А сам Костер так погряз в собственных проблемах, что ему было не до друзей.
Но, когда он узнал об аресте Василисы, то пытался встретиться с ней. Ему отказали. Костер впервые за долгие годы обратился к отцу с просьбой, но тот не захотел вмешиваться в это дело. Неудивительно, он всегда был противником политики Готрика Мелари. А потом известие о побеге Василисы, что считалось невозможным. Костер знал, что Василиса не обратится за помощью к деду, чтобы не навлечь на него дополнительные неприятности. Ведьмак знал, где девушка попытается скрыться, хотя стража следовала за ней по пятам.
— После побега Василисы я видел ее, — признался Стоун.
— Что? — недоверчиво спросил Фрейдо.
— Я подделал документы и помог Василисе перебраться на нейтральную землю, а затем в мир людей.
Вендальд и Один молча уставились на ведьмака.
— И не надо на меня так смотреть, — пробормотал Костер. — Я укрывал беглую преступницу, подделал документы, не стану же я кричать об этом на каждом углу!
— Не могу поверить, что ты пошел на это. А если бы тебя арестовали? — спросил Фрейдо.
Костер пожал плечами.
— Я не мог поступить иначе…Но Один прав, Драгон, если суд пятнадцать лет назад не разобрался в чем дело, теперь он и подавно ничего не выяснит.